Чернильный обмен
Шрифт:
Наконец, он указал на высокое старое здание перед ними:
— Мы пришли.
Они стояли на границе небольшого парка, посещать который, казалось, было запрещено. У Лесли было такое ощущение, будто воздух принимал какие-то формы, превращаясь в баррикады, защищавшие растительность. Самые разные деревья пышно цвели всевозможными цветами и источали различные ароматы; трава же была притоптана, как будто здесь недавно была организована ярмарка или прошел концерт. В парке было чисто: никакого мусора, никаких бумажных обрывков или осколков. Людей тоже не было — даже бродяги не валялись на причудливых деревянных
— Мы можем пойти туда?
— В парк? — Ниалл перевел взгляд с ее лица на парк, который она рассматривала с таким любопытством. — Думаю, да.
— А он не частный? — Лесли смотрела на потоки воды в фонтане, которые почему-то напоминали извивающуюся в танце девушку — в том танце, который она должна была помнить, в танце, который знало ее тело.
Это и есть девушка! Она танцевала, подняв руки над головой и глядя вверх, будто разговаривала с солнцем или луной. Лесли попыталась сделать шаг к ней, пробиваясь сквозь тяжелый воздух, который, казалось, не даст ей пройти, не позволит приблизиться к фонтану. Не задумываясь о том, что она делает и почему, Лесли ступила в парк. Она остановилась, пойманная между тоской и страхом, не зная наверняка, действительно ли она испытала эти чувства.
— Лесли? Ты со мной? — Ниалл взял ее за руку, не давая войти в парк.
Лесли моргнула. Видение танцующей девушки растворилось. Статуи выглядели тусклыми, и их было не так много, как ей показалось вначале. Далеко не все деревья пребывали в буйном цвету, и их тоже было меньше, чем она думала. Зато появились люди, которых она почему-то не заметила сразу: девушки, многие из которых, казалось, наблюдали за ней и Ниаллом, гуляли по парку небольшими группами, смеялись и разговаривали с парнями, стоявшими там, где Лесли поначалу видела только деревья.
— Это какая-то ерунда, Ниалл. — Лесли почувствовала зарождающуюся панику, но она была почти нереальной — только намек на чувство, которое возникло и исчезло раньше, чем обрести какую-нибудь форму. — У меня такое чувство… Я даже не знаю, что чувствую в последнее время. Я не боюсь, не могу долго злиться. А когда я испытываю какие-то чувства, мне кажется, что они даже не мои. Я вижу неправильные вещи: людей с шипами на лицах, движущиеся татуировки, рога. Я вижу то, что не может быть настоящим. Это должно пугать меня, а вместо этого я просто отвожу взгляд. Со мной что-то не так.
Он не стал давать ей пустых обещаний, что все будет хорошо, не стал убеждать, что она все это себе навоображала. Напротив, на его лице отразилась боль, и это заставило ее убедиться в том, что ему известно намного больше, чем ей.
И это должно злить меня.
Она попыталась вызвать гнев, но ее возрастающая эмоциональная нестабильность стала настолько очевидной, что она чувствовала себя гостьей в собственном теле. Абсолютно спокойно, будто это для нее ничего не значило, она спросила:
— Ты знаешь, что со мной?
— Нет. Не знаю, — ответил он и на миг замолчал. —
— Я должна быть в ужасе, — кивнула Лесли, по-прежнему спокойная, ни капли не напуганная. Зато Ниалл очевидно боялся.
— На вкус ты боишься, ревнуешь и, — она на секунду закрыла глаза, смакуя какую-то странную эмоциональную нить, которую почти чувствовала на языке, — грустишь. — Она открыла глаза. — Откуда я знаю это, Ниалл?
Ниалла переполнило замешательство, и вкус этого она тоже почувствовала. Если его чувства были настоящими, то он знал не больше о ее новых способностях, чем она сама.
— Ты…
— Чувствую вкус твоих эмоций. — Она смотрела на него и чувствовала, как он старается успокоиться, будто рассортировывал все свои чувства по коробочкам, которые она не могла открыть. Слабые отголоски вкусов — цикорий и мед, соль и корица, мята и тимьян — стелились вокруг, словно тени.
— Странный выбор слов. — Он замолчал, ожидая ее ответа, как будто задал вопрос.
И она рассказала ему все, что чувствовала:
— Порой я ощущаю настоящие взрывы вкусов, а иногда — полное их отсутствие. Я чувствую и вижу много того, чего не могу объяснить. Это должно пугать меня. Должно заставить меня захотеть с кем-то поговорить об этом. Но я не могла… До сих пор.
— Ты знаешь, когда это началось? — Он беспокоился. На языке Лесли появился тяжелый лимонный вкус, и она знала, что это вкус беспокойства.
— Не знаю, не уверена…
Она попыталась сосредоточиться. Слова приходили на ум одно за другим — ресторан, татуировка, «Руины», музей, когда, почему — но как только она попыталась заговорить, все они исчезли.
— Ириал, — проговорил Ниалл.
Его соленый гнев и пряная коричная ревность обожгли горло Лесли. Она чуть не задохнулась. Но когда она подумала об Ириале, стало легче. Она успокоилась. Все вкусы исчезли с ее языка. Ниалл поспешно перевел ее через улицу, и они вошли в старое здание.
— Мы проведем вместе весь день. Сюда он не придет. Вечером мы поговорим с Эйслинн и Кинаном. После этого ты будешь в безопасности. Договорились?
Его волнение пронеслось по ней, заполняя всю ее до предела, а потом испарилось, словно нашло способ убежать от нее. И снова ее наполнило спокойствие. Говорить об этом совсем не обязательно. Она пожала плечами.
— У нас ведь не было никаких планов? Побудем вместе, я схожу на работу, потом к Рэббиту, потом снова побудем вместе. Почему бы и нет? Договорились.
— Всего несколько часов, и все будет в порядке.
Он взял ее за руку и повел к спиральной каменной лестнице.
— Здесь нет лифтов? — спросила Лесли и огляделась. Снаружи здание ничем не отличалось от большинства домов в Хантсдейле — пошарпанное и потрепанное, но внутри оно было прекрасно. Казалось, здесь, как и в «Руинах», обсидиан, мрамор и дерево заменяют все, что должно быть металлическим.
— Здесь запрещен металл, — смущенно ответил Ниалл.
Она следовала за ним, пока он не остановился перед дверью, слишком красивой, чтобы ее видели случайные прохожие. Камни — не ограненные драгоценные, а обычные, природные — были вставлены в дерево, представляя собой мозаику. Лесли протянула руку к двери, но так и не прикоснулась к ней: