Чернильный орешек
Шрифт:
Они замолчали. От задумчивых мечтаний их пробудил голос Анны.
– Гетта, ты где? Я хочу поговорить с тобой.
Гетта быстро поднялась, и Анна, похоже, не заметила, что она сидела в беседке с раненым мятежником.
– Пойдем со мной. Мне надо поговорить с тобой наедине.
– А куда идти? – спросила Гетта.
– В сад.
– Ах, Анна, ты же знаешь, что нам не разрешают выходить из дома.
– Я не желаю, чтобы меня делали пленницей в собственном доме этот Черный Ферфакс и его люди, – сердито проворчала Анна. – Мы выйдем через заднюю дверь. Тамошний часовой выпустит нас.
– Откуда
– Потому, что я его подкупила, – с самодовольным видом ответила Анна.
Охранник, разумеется, пропустил их, непристойно подмигнув и понимающе хихикнув. Анна же, высоко задрав нос, прошествовала мимо него, а как только они оказались за дверью, вцепилась в руку Гетты и торопливо потащила ее под покров фруктового сада. Гетта тут же вспомнила, о чем говорил Карл: яблони были в полном цвету, а трава просто побелела от опавших лепестков. Остановившись под деревом, Анна резко развернулась к сестре.
– Гетта, у меня неприятности.
– Я так и предполагала, только не хотела сама спрашивать.
– Хорошо, что не спросила, – сказала Анна, скорчив гримасу. – Гетта, я беременна.
Рука Гетты взлетела ко рту, а глаза ее стали совершенно круглыми от ужаса.
– Ты уверена? – прошептала она.
– Разумеется, – раздраженно ответила Анна. – Считать-то я умею не хуже других. Я просто в ужасе, если Лия это выяснит. Только из-за того, что голова у нее полным полна этими проклятыми мятежниками в столовой, она пока не заметила. Я все ждала и ждала письма или какой-нибудь весточки от прапорщика Саймондса, а теперь я просто в тупике, не знаю, что и делать. Он меня заверил, что если я забеременею, то мы непременно поженимся, только согласится ли на это отец? Да и как Рейнольд может попросить моей руки, если я даже не в состоянии сообщить ему?
– Прапорщику Саймондсу? – в замешательстве спросила Гетта. – Но его ведь уже Давным-давно произвели в лейтенанты.
– Да я говорю о прапорщике, а не о лейтенанте, – пояснила Анна и, видя, что Гетта все еще не понимает, добавила: – Ну, о прапорщике Рейнольде Саймондсе, брате того лейтенанта.
Глаза у Гетты расширились.
– Ах, но как же это, Анна… – в потрясении воскликнула она. – Я-то полагала, что….
– Так и было задумано, чтобы ввести всех в заблуждение, – раздраженно сказала Анна. – Ах, Гетта, ну не смотри ты на меня так! Какой ты все-таки ребенок! Ты ничего не понимаешь в любви, откуда тебе? Проблема в том, что мне теперь делать? Как сообщить Рейнольду? Даже если бы мне и удалось незамеченной улизнуть из дома, мне нипочем не добраться до городских стен через всех этих солдат-мятежников.
– Даже и не думай об этом! – встревоженно закричала Гетта.
– Но ты ведь дружишь с некоторыми из этих раненых, не так ли? Не могла бы ты кого-нибудь уговорить или подкупить, чтобы он передал письмо? Они могут проходить в город без всяких помех.
– Но, Анна, даже если их удастся уговорить, то как они передадут это письмо в город? И как твой… друг выберется оттуда?
Анна погрузилась в уныние.
– Не знаю, – огрызнулась она. – Я просто не знаю, что делать.
– Тебе придется рассказать маме. Анна так и набросилась на сестру.
– Нет!
– Хорошо-хорошо, обещаю, – успокоила Гетта, – только она рано или поздно непременно выяснит.
– Не выяснит. Я убегу, прежде чем она узнает. Рейнольд должен жениться на мне. – Я как-нибудь сумею добраться до него.
– Анна, мы должны вернуться в дом. Нас могут хватиться.
– Да, пожалуй, могут. Гетта, не выдай мою тайну.
– Ну, разумеется, – печально успокоила ее Гетта. – Ох, если бы только не война…
На это Анна ничего не сказала. Обе девушки тихонько проскользнули из яркого майского солнечного света обратно, в сумрачный дом.
Утро двадцать девятого июня ничем не отличалось от любого другого с начала осады, если, конечно, не считать того, что Гетта уже начинала тревожиться: ведь теперь Карла со дня на день могли отправить в полк. Рана на ноге у него почти зажила, и находясь вместе, они чаще всего молчали, как будто их разговор мог привлечь к ним чье-то внимание и ускорить его отъезд. А потом вести, словно удар молнии, обрушились на их хрупкий мирок и разнесли его вдребезги.
– Руперт идет! – донесся крик, когда во весь опор в Морлэнд влетел курьер. – Принц Руперт и его армия в Нэрсборо!
Когда курьера провели к сэру Томасу Ферфаксу, Гетта и Карл вопросительно посмотрели друг на друга. При звуке имени Руперта Гетта испытала прилив глубокого волнения, Карлом же овладело мрачное предчувствие. Все знали, что в сражении Руперт почти непобедим. Крепко стиснув руки друг друга, они ждали сигнала к сбору. Долго ждать им не пришлось. Спустя минут десять курьер снова отправился в путь, а остальным был дан приказ сниматься с места.
– Мы все выступаем, чтобы перекрыть дорогу на Нэрсборо, – сказал офицер, подошедший переговорить с Карлом. – Мы уходим немедленно, так что тебе, Хобарт, лучше пойти вместе с нами: времени на возвращение в свою часть у тебя уже совсем нет. Нога выдержит?
– Да, сэр, – ответил Карл.
Что ж, никакого иного ответа он и не мог дать.
– Тогда пошевеливайся, парень. Ты ведь знаешь, как стремителен Руперт. Мы должны нагнать его, прежде чем он доберется до Йорка.
Офицер ушел. Карл повернулся к Гетте, взял ее за руки, и они посмотрели друг на друга, словно стараясь навсегда запомнить дорогие черты.
– Я должен идти, – сказал он. Гетта кивнула. Карл сжал ее руки. – Гетта, однажды, когда закончится война, будет уже неважно, кто был роялистом, а кто «круглоголовым». И когда наступит это время, я вернусь за тобой. Ты будешь меня ждать?
– Ох, Карл…
– Гетта, ответь мне. Я умру, если ты не…
– Я буду тебя ждать, – печально ответила она. – Я люблю тебя.
Он протянул к ней руки и крепко обнял… всего на какой-то миг, а потом поспешил к остальным солдатам, поспешно собиравшим свои пожитки и уже строившимся. Гетта стояла во дворе, когда они выступали походным маршем. Поравнявшись с ней, Карл успел лишь тихонько и быстро выговорить: