Черное белое
Шрифт:
— А вот здесь копали, — заметил следователь. — Обратите внимания на розовые кусты. Остальные цветы выжили, а роза — растение прихотливое. Видимо, корневая система повреждена. Не выдержали они такого варварства. Здесь и копайте. Под розами. Как, Валерия Алексеевна? Мы на правильном пути?
Она только плечами пожала: мол, мне-то что? За лопату взялся участковый. С сожалением посмотрел на розовый куст. Переспросил на всякий случай:
— Точно здесь?
— Копайте! — поторопил его следователь.
Лопата поддела куст
— Валерия Алексеевна, еще не поздно сделать признание, — мягко сказал следователь.
— Что я должна сказать? — устало спросила она.
— Когда, как, при каких обстоятельствах был убит Павел Петрович Мошкин. Признать, что здесь вы спрятали его труп. Вам это зачтется как добровольное признание.
— Валерия Алексеевна, пора, — вмешался и адвокат. — Если труп действительно находится здесь, вам лучше об этом заявить. Советую сделать это, как человек, представляющий ваши интересы.
— Никакого трупа здесь нет, — отрезала она. — Потому что… — И осеклась. После того, как еще одна лопата земли была отброшена в сторону, показалась человеческая рука.
— Есть! — сказал участковый.
Толстяк Василий побледнел и попятился, второй понятой от любопытства вытянул шею и сделал шаг вперед. Видимо, нервы у него были покрепче.
— Копайте! — скомандовал следователь. — Только очень осторожно! Оператор, снимайте на камеру.
— Я… — прохрипела она.
— Поздно, Валерия Алексеевна. Вы слишком долго упирались. Теперь поздно.
Она смотрела, не отрываясь. Происходило что-то непонятное. Как, когда, каким образом? Если бы знать об этом! Ну почему у нее вырвалось про труп, закопанный в цветнике? И он здесь есть! Она держалась из последних сил. Только когда была откопана голова и плечи, в ужасе попятилась назад:
— Это же мужской труп! Мужской! Это мужчина!
Это был третий удар. Словно сквозь вату, которой были заложены уши, она услышала слова понятого:
— Да это Павел Мошкин! Который жил в этом доме вместе со вдовой! Я ж его знаю!
— Валерия Алексеевна… Оператор, наведите на нее камеру. Как, когда, при каких обстоятельствах…
ГЕРОЙ
Очнулась она в больничной палате. По крайней мере, так показалось. Запах, очень знакомый запах. Хлорка, медикаменты. Белые стены. Попробовала пошевелить рукой — не получилось. Рука привязана ремнем, во рту сухо. Язык прилип к гортани. Прохрипела:
— Где я? Сколько сейчас времени?
— Сейчас ночь, — раздался знакомый голос.
— Кто это? — У нее и со зрением не все было в порядке.
— Я. Саша. Ты меня узнаешь?
Она вгляделась в мужчину, сидящего возле кровати. Саша… Что ж, все может быть. Только кто
— А почему я не должны тебя узнавать?
— Сейчас два часа ночи. Понедельник начался.
— Как понедельник? Почему понедельник?
— У тебя был приступ. Сначала господин следователь заподозрил симуляцию, но поскольку ты никого не узнавала и попыталась его задушить, вызвал «скорую». Адвокат позвонил мне, и я привез тебя сюда. В районный психоневрологический диспансер. Общего типа. Но у дверей сидит охрана.
— И кого они охраняют? — тупо спросила она. «Меня», — хихикнул маленький дьявол. Попыталась пошевелить рукой: нет, здесь все надежно.
— Лера, сегодня будет судебно-психиатрическая экспертиза. Ты меня слышишь?
— Да. Конечно.
— Я не могу быть в комиссии. Я лицо заинтересованное. Твой жених. Но Марк Аронович обещал помочь.
— А как мне можно помочь?
— Тебя надо лечить, — сказал он с отчаянием. — Милая, вспомни, как это было в первый раз?
— Что было?
— Приступ. Что-то же его спровоцировало?
— Подсвечники… — прошептала она.
— Что?
— Обои с подсвечниками. Несколько лет отец не давал о себе знать. Когда ушел к другой женщине. И вдруг от него пришла посылка. Передали знакомые, бывшие в Москве проездом. Там были апельсины и обои. Он работал на стройке. Это были времена, когда все было в дефиците. Зимой.
— Лера, может быть, не стоит?
— Стоит, — упрямо сказала она. — Я ждала, что он, наконец, объявится. После стольких лет. Эта посылка была, как первая ласточка. Добрый знак… И мама ждала. Мы долго не клеили эти обои. До лета. Все смотрели на них. Развернем рулон, разложим на диване и смотрим. Я, мама, Соня. А потом… Я как раз закончила техникум. У меня были вступительные экзамены. В институт. Сдала их. Нервный стресс. А мама решила поклеить эти проклятые обои. Последнее, что я помню перед тем первым приступом — подсвечники на обоях. Я стояла на табуретке, руки вытянуты, а в них кусок обоев, намазанный клеем. Очнулась в больнице. Так же как сейчас. У меня такое ощущение, что в голове находится больная точка. Стоит только на нее надавить…
— Я понимаю, — осторожно сказал он. — Ты в этот момент ничего не помнишь.
— Я держала его в руке. Бронзовый подсвечник. Когда обняла ее.
— Кого?
— Ее, — в ужасе прошептала Валерия. — Понимаешь, что самое ужасное? Я, действительно могла это сделать. Могла…
— Это сделала не ты, а болезнь, — мягко сказал Саша.
— Но человека-то нет! Ты понимаешь?! Какая разница, что этому было причиной?! Понимаешь?!!
— Я понимаю только, что тебе лучше. В данный момент хочу понимать только это. С тобой захочет поговорить следователь…