Черное и черное(Си)

Велецкая Олеся

Он увидел ее изящный профиль. Сумасшедшая смерть улыбалась. Со всех сторон ее обступали воины замка. К ней стали проталкиваться копьеносцы и мечники. Но, она игнорировала их, хотя некоторым их них почти удалось достать ее сталью. Отмахивалась, извивалась, уворачивалась и выбирала лучников. Одного за одним она настигала их и убивала, хотя при ее ловкости они были для нее не опасны. Смерть сегодня пришла не за ним. Она пришла с ним, ради него. Она убивала лучников, которые были опасны для них с Громом. Кем бы она ни была, но выглядела она женщиной. Это

было унизительно. И вокруг было множество свидетелей его унижения. Ульриха охватила холодная ярость. Начал эту битву не он, хотя он и сочувствовал этим людям, но они сами призвали к себе смерть, начав этот бой. И они участвовали в его унижении. Убедив себя, что Гром достаточно защищен, Ульрих избавился от всех мыслей и чувств, провалившись в снег своей душевной зимы. И тоже начал убивать.

Протяжный звук боевого рога, пронесшийся над замком, остановил это ночное безумие. Началось отступление. Сумасшедшая тоже остановилась и по-звериному отошла назад, за его спину. Он опустил меч, возможно, она ожидала что он ей что-то скажет, но ему не хотелось сейчас смотреть на нее. Он ждал дальнейшего развития событий. Во дворе показался барон. Он тяжело, но решительно, ступая направлялся к безумной. Общий ужас не коснулся его, она его не пугала. Ульрих подумал, что после внутренне пережитого им горя, при виде изувеченного тела своей юной дочери, его сейчас мало что могло напугать.

Сзади раздался голос Акселя фон Мэннинга:

— Кто ты?

Та бесстрастно назвала свое имя.

Несколько мгновений барон молчал, а потом обратился к нему:

— Кто это?

Ульриху не хотелось сейчас говорить о ней, но в данных обстоятельствах этого невозможно было избежать. Скривив губы, как от кислого, он ответил:

— Сумасшедшая чужеземка.

Барона этот ответ не удовлетворил:

— Ты знаешь ее? Из какой она страны? Ты, сучий хвост, привел ее сюда? Ты устроил засаду в моем замке?

В Ульрихе опять начала просыпаться холодная ярость, ледяным тоном он ответил:

— Я не знаю, откуда она. Она не говорит ни на одном из известных мне языков. Я нашел ее в лесу на дороге из города. И это она спасла твою дочь, я смог добраться до того места только позже. И это…

Мэннинг перебил его:

— Сейчас речь не о моей дочери, пес. Твою ложь о моей дочери я слышать не желаю. Я хочу знать, кто эта чумная ведьма в моем замке и как ее убить.

Ульрих дождался, пока барон закончит, и безразлично продолжил с того места, где его прервали:

— И это она притащила меня сюда, я бы скорей всего отправил Ульрике с сопровождающим и не пришел бы в замок, где на меня постоянно возводят напраслину. И, Аксель, я достаточно терпелив, но и моему терпению есть предел, если ты еще раз назовешь меня лжецом, я вынужден буду обнажить меч.

Сузившиеся глаза барона зло полыхнули, но он спокойно ответил:

— Я не боюсь твоих угроз, свинья — однако, он больше ни пытался обвинять Ульриха, — ты ответишь на мои вопросы? Как она оказалась в замке? Откуда у нее такая сила и техника боя?

Рыцарь отвечал:

—

Я оставил ее в городе. Потому что думал, что по причине ее поврежденного ума, она может стать здесь легкой жертвой шальной стрелы или случайного удара. И она обещала мне остаться там. Я не знаю, как она оказалась в замке. Может быть, она не послушалась меня и продолжала идти за мной. Я не знаю, что это за боевое искусство, и в каких землях ему обучают. О ее силе у меня только предположение. Она сегодня видела очень много ужаса и смерти, ее сумасшествие сильно обострилось и дало побочный эффект этой силы. Не знаю, понимала ли она, что творит — убивая, она безумно улыбалась.

Аксель нахмурился, но почему-то успокоился:

— Я тоже это заметил. Возможно, ты прав. Но, как она обещала тебе остаться в городе, если она не говорит на известных тебе языках?

— Она говорит, но очень плохо, — ответил рыцарь.

Фон Мэннинга это заинтересовало:

— Она слушается тебя?

Ульрих усмехнулся:

— Если бы она слушалась меня, ее бы здесь не было.

Мэннинг задал следующий вопрос:

— Она доверяет тебе? Ты можешь ее убить?

Ульрих рассмеялся:

— Я не знаю. Я не знаю ответа ни на один из твоих последних вопросов. Но, я могу попытаться. Калека ли она разумом несчастная или нет, для меня теперь не имеет значения, думаю, я хочу убить ее. Если она меня убьет, тогда удачи тебе, Аксель, попытайся еще раз.

Барон помолчал, обдумывая что-то. Потом он сказал:

— Думаю, ты все же можешь контролировать ее безумие. Она пришла тебе на помощь, и она перестала убивать моих людей, когда ты остановился. И сейчас она ждет твоих действий. Уведи ее отсюда. Уведи ее из города и сделай так, чтобы она не вернулась. И я обещаю тебе, что до суда по случившемуся с Ульрике ты будешь совершенно свободен.

Рыцарь на минуту задумался, затем ответил:

— Хорошо. Я приеду на суд. Но, если к тому времени я буду мертв, то извини, в этом я не могу дать тебе никаких гарантий.

Барон кивнул, соглашаясь.

Ульрих позвал Грома. Тот облегченно рванулся, вставая на ноги, стряхивая с себя мертвецов, мотая головой и отфыркиваясь. Рыцарь огорченно заметил, что Гром хромает. Но, сейчас он ничем не мог ему помочь. Он сел на коня и обернулся к Мэннингу:

— Мне нужна вторая лошадь. Гром ранен, не уверен, что он сможет долго везти двоих.

Барон выругался сквозь зубы и сказал:

— У меня нет лишних лошадей.

Ульрих промолчал.

Наконец, барон решил, что лучше будет все-таки пожертвовать одной лошадью, ради своих людей, чем оставшимися людьми, ради одной лошади. И он приказал одному из слуг привести лошадь, которая увезла Ульрике в лес. Вскоре он услышал за своей спиной цокот копыт, а потом его острый слух уловил плевок и бурчание слуги:

— Чертова тевтонская шлюха…

Он развернулся в седле и поймал взгляд произнесшего это. Тот мгновенно заткнулся и подавился оставшимися в нем словами. Ульрих обратился к сумасшедшей: