Черное пламя Раграна
Шрифт:
Она не спросила, что означает «я тебя почувствовал»: то ли потому, что в прошлом многие из вопросов он предпочитал оставлять без ответов, то ли потому, что боялась его услышать. Рядом с ним Аврора испытывала то же самое: ее сердце колотилось так, как если бы она и впрямь оказалась перед драконом. Одна. В пустоши. Не только сердце — вся она превращалась в оголенный нерв, казалось, только тронь — и заискрит.
Что-то ему подсказывало, что не просто казалось.
— Я сказала что-то смешное? — тон был спокойный, а вот крохотный огонечек обиды он различил легко. Такая горчинка
— Нет. Просто для меня это очень по-женски: изо всей информации основательно заинтересоваться только букетом.
Отказаться от нее было ошибкой, сейчас он это понимал. Потому что ни два месяца пустоты, ни два месяца отсутствия какой-либо информации из ее жизни, ничего не меняли. Он так и не сумел выкинуть ее из головы, и, что самое парадоксальное — из самого сердца своего существа, где в пламени соединялись сущности дракона и иртхана.
— Я не только букетом интересовалась, — Аврора посмотрела на него в упор.
— Я такого и не говорил.
— А что ты сказал?
— Я сказал: основательно.
Да, отпускать ее было ошибкой, и больше он такой ошибки не повторит. Точно так же, как и с теми, кто пытался испортить ей жизнь. После суда, закончившегося для Карида дель Рандаргим катастрофой, сел его лучший друг. Тот, который работал в телекоммуникационной компании и фабриковал улики. Но, помимо этого, в той же телекоммуникационной компании работала одна из его любовниц. На руководящей должности. Она обеспечила слежку за телефоном Авроры, именно так родители Карида смогли узнать, когда Нии не будет, и когда Аврора останется с сыном одна в предпраздничной изматывающей суете.
Вопрос с ними он закроет раз и навсегда: на этот раз суд надо всеми состоится в Рагране. Что касается самого Карида, с ним сложнее. Есть показания его любовницы, но он по-прежнему в другой стране. И он наверняка заявит о полной своей непричастности, в том числе и о том, что родители действовали по своему усмотрению, потому что хотели почаще видеть внука.
Думать об этом сейчас не хотелось, а вот о чем хотелось… точнее, о ком — эта женщина сейчас сидела прямо перед ним. До нее невыносимо хотелось дотронуться, да что там — дотронуться, просто рывком притянуть к себе, всем телом чувствуя даже через одежду. Пить ее дыхание в сумасшедшем огненном поцелуе. То, что он будет огненным, не оставалось никаких сомнений.
То, что ему надо сдерживаться… если надо сдерживаться — значит, будет. Достаточно этого крышесносного чувства, которое он сейчас испытывает рядом с ней, пламя в этом уравнении будет лишним.
— Нам, наверное, пора, — сказала Аврора.
Не пора.
Не хочешь ты уходить. Он чувствовал ее так же, как самое себя, и про себя он точно, уверенно мог сказать, что отпускать ее не намерен. Но с ней так нельзя, на эту женщину нельзя давить.
— Не думаю, что вам стоит уходить до обеда.
— А…
— Тем более что я еще не беседовал с начальником твоей охраны.
— С кем?!
— С начальником твоей охраны. Слишком многие видели нас вместе, Аврора. Через пару часов… хотя что там. Я думаю, что возле твоего дома уже дежурит толпа журналистов. Моей пресс-службе оборвали все телефоны.
Вести
Если бы он тогда на минуту остановился и позволил своим чувствам раскрыться в полной мере, уже тогда уловил бы это совершенно новое, ни на что не похожее ощущение. Эмоции остальных по сравнению с ее казались тлеющими фитилями, тогда как рядом с ней полыхал костер. Этот костер сегодня заметался, как под порывами штормового ветра, в ее отчаянии. Ударившего по нему так сильно, что перехватило дыхание и на миг потемнело перед глазами.
Еще до того, как он узнал, что случилось, от отменил сразу два совещания, а в себя пришел уже во флайсе, направляющемся к Эсфери Молл. Пока собирали информацию, позвонила Ния, и все стало ясно. Потерять ребенка для нее… он даже не мог передать, как это воспринималось. Нечто гораздо более запредельное, чем боль, нечто более темное, чем безысходность.
— И что сказала твоя пресс-служба?
— Все то же, что и обычно: дождитесь официальных комментариев.
— Я не хочу, чтобы это все раздувалось.
— Делу уже дан ход, Аврора. Это станет отличным уроком для тех, кто считает возможным похищать детей.
В ее глазах мелькнуло что-то странное.
— То есть ты хочешь превратить меня и моего сына в публичный пример? — возмущенно спросила она.
— Нет.
— Тогда что ты делаешь?! И зачем? Почему я?! — она вскочила, при этом оказавшись лицом к лицу с ним.
Так непростительно близко, что внутри полыхнуло. От нее полыхнуло в ответ — диким, первобытным желанием, затмевающим все вокруг, как сплошная стена черного пламени. Он поднялся одним движением, как истинный хищник, и Аврора просто не успела отпрянуть. Рывком притянув ее к себе, он впился голодным, до одури глубоким поцелуем в приоткрывшиеся на гортанном вздохе такие желанные губы.
Глава 21
Одно прикосновение губ — и я потерялась. Сначала в этом поцелуе, больше напоминавшем жидкое пламя, а после — в скольжении пальцев по моей щеке. По скуле. Выше. Чтобы сгрести волосы в горсть, еще сильнее углубляя поцелуй, хотя куда уж глубже. Я никогда так не целовалась, с такой безумной яростной силой отвечая на звериный напор, на давящую власть его губ, подчиняющую жесткой лаской, лишающую возможности вдохнуть… и допускающую лишь одно: дышать им.
Реальность хрустнула, осыпаясь осколками, но все они плавились в диком, сумасшедшем огне, в желании обладать, стать единым целым, касаться его пальцами, ладонями, всем телом. И я подалась вперед, вжимаясь в него и чувствуя, как в мой рот врывается глухое рычание, рождающееся в его груди в ритме ударов сердца. Мне казалось, что если я сейчас до него не дотронусь — умру, и я коснулась шеи над воротником пиджака кончиками пальцев. Запустила их в темные густые волосы, как мгновение (или вечность?) назад сделал он.