Черное солнце
Шрифт:
Я кричу.
А потом просыпаюсь, запутавшись в одеялах, крик застревает в горле, паника охватывает тело.
Затем большие, сильные руки обнимают меня.
Я чувствую запах цветов и дыма и знаю, что это Солон, прижимающий меня к своей груди, его сердцебиение успокаивает.
— Ш-ш-ш, — говорит он мне, целуя в макушку. — Все в порядке. Тебе приснился кошмар.
Мои глаза открываются в темноту, а затем возвращается настоящий кошмар прошлой ночи.
Монстр.
Солон превратился в монстра.
Я поднимаю подбородок,
— Или это я тебе снился, — тихо говорит он.
Смотрю, пытаясь вспомнить все о прошлой ночи, даже то, чего не хочу. Я помню все, о том, как я спросила, кто он такой, а он ответил, что объяснит утром. Я сказала, что ни за что не смогу заснуть, но, похоже, вырубилась. Я все еще измотана, каждая клеточка тела болит, но я готова к его рассказу.
Он медленно кивает, кончиком языка облизывает губы, вызывая автоматическую боль внутри меня. Я игнорирую это.
— Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, — говорит он мне, проводя пальцами по моим волосам. Закрываю глаза от его прикосновений, поражаясь тому, каким нежным он стал, но был таким грубым, и рада, что он все еще со мной в постели.
— Который сейчас час? — тихо спрашиваю я, уткнувшись головой в его обнаженную грудь.
— Почти пять. Скоро должно взойти солнце. Принести тебе кофе? — он хочет встать, но я крепко сжимаю его.
— Ты не встанешь с этой кровати.
— Я и не хочу, — бормочет он, еще раз целуя меня в макушку. — Боюсь, если бы ушел, то, возможно, никогда тебя не увидел, — он замолкает. — И не стал бы винить за то, что ты бросила меня.
— Я не оставлю тебя, — заверяю я его.
— Даже если так нужно? Даже если ты обязана? — его руки сжимаются вокруг меня еще крепче. — Ты стараешься увидеть во мне хорошее, Ленор. Даже сталкиваясь с тем самым чудовищем, которым я являюсь. Ты так сильно хочешь видеть хорошее. Но я такой, какой есть. Полная противоположность хорошему. И ты разобьешь свое сердце, поверив в меня.
Я поднимаю подбородок, его глаза встречаются с моими, они похожи на стекло, готовое разбиться.
— Тогда позволь мне сделать этот выбор. Это будет мое решение, — я выдыхаю через нос, собираясь с силами. — А теперь расскажи мне. Что произошло прошлой ночью?
Его черные ресницы трепещут, когда он закрывает глаза.
— Это был зверь.
— Еще какой зверь, Солон.
— Знаю, — шепчет он, и боль искажает его голос. — Я думал, ты это поняла, когда я рассказывал об Эсмеральде.
— Нет, я просто… видела проблески каково это — быть тобой. И чувства. Темнота, безумие, полное одиночество, — это снова ломает меня. Он постоянно менялся от чего-то плохого к чему-то еще худшему, боялся своего собственного тела, самого себя, своей души. Боялся, что у него даже души нет.
— Скажи мне, кто ты такой, — умоляю я.
— Я даже не знаю, — признается он. — Просто знаю, что именно это случилось с нами, когда
Я моргаю, глядя на него.
— Первый вампир?
— Первый обращенный.
У меня отвисает челюсть.
— Ты… ты хочешь сказать, что Скарде обратил тебя?
Он кивает, стиснув зубы.
— Да. Я его первый сын. Настоящий монстр.
Я не могу в это поверить. Вспоминаю все вопросы, которые у меня были о короле вампиров, и оказывается, что Солон был принцем вампиров.
— Значит, ты правда принц Тьмы.
Его улыбка мрачна.
— Отец не знал, что делал, когда заключал договор с дьяволом.
Мой желудок скручивает, глаза расширяются.
— Подожди, что? Вот как создали вампиров: Скарде заключил сделку с настоящим дьяволом? Самим сатаной?
— У меня нет всех подробностей, — говорит он через мгновение. — Да я и не хочу узнавать. Но когда в ту ночь отец воззвал к тьме, желая вечной жизни, ему ее подарили. Он был превращен в вампира, но это было творение дьявола, поэтому остались его отпечатки. Когда он создал меня, это передалось. Мы оба были выкованы во тьме.
Это сводит с ума, и в последнее время подобное случалось так часто, что я удивлена, как в голове остаются здравые мысли.
— Значит, зверь — это просто, эм, проделки дьявола? Превращение в монстра?
— Типа того. Ты видела, что произошло, меня охватывает черное пламя. Я просто рад, что все прекратилось вовремя. Я держал себя в руках. Но содрогаюсь при мысли о том, что случилось бы в ином случае.
Я протягиваю руку, кладу пальцы ему на подбородок, ощущая его щетину и прохладную кожу.
— Я выжила. Более того… кажется, мне это понравилось.
Мышца возле его глаза дергается.
— Тут не над чем шутить, Ленор.
— Я не шучу. Честно. И я знаю тебя, Солон. Я видела, что ты делаешь для меня. Знаю, ты всегда будешь держать себя в руках, что бы ни случилось.
Его темные брови сходятся на переносице.
— Почему ты так уверена? — шепчет он.
— Просто знаю, — говорю я ему. И глубоко в своем сердце, под этим залитым лунным светом колодцем, я знаю, что это чистая правда.
Он слегка качает головой, глядя на меня с благоговением.
— Ты… — говорит он тихо, — ты увидела меня, почувствовала, какой я есть на самом деле, и все еще полна решимости быть со мной. Все еще хочешь меня. Ты должна знать, что сделает с тобой моя любовь, Ленор. Она тебя не спасет. Она уничтожит.
Я чувствую себя так, словно падаю.
Любовь.
Он меня любит?
Возможно ли это вообще?
— Ты думаешь, что сможешь справиться со мной, приручить, и ты самое храброе существо, которое я знаю, — продолжает он, пристально глядя мне в глаза. — Но это может оказаться ошибкой, за которую ты заплатишь своей жизнью. Ты готова это сделать? — он закрывает глаза. — Лучший вопрос в том, готов ли я тебе это позволить?