Черное воскресенье (др. перевод)
Шрифт:
«Она просто восхитительна», — думал Кабаков, видя, как из-под кружев воротничка по шее Рэчел поднимается румянец.
— Я не могу этого сделать. И не хочу, — сказала она. — Налить тебе апельсинового сока?
— Пожалуйста.
Очень неохотно Кабаков отправился к Корли. Передал ему информацию о Джерри Сэппе. Но не сообщил об источнике информации.
Корли работал над наживкой целых два дня вместе с сотрудниками отдела по борьбе с наркотиками. Он провел целый час, разговаривая по телефону с Мехико. Потом встретился с Кабаковым в манхэттенском отделении ФБР.
— Что-нибудь
— Пока нет. Мошевский все еще ведет расспросы в барах. Давайте про Сэппа.
— В конторе нет досье на Сэппа, — сказал Корли. — Кем бы он ни был, под этим именем он чистенький. В списках береговой охраны его тоже нет. В их регистрационных файлах нет ссылок на типы судов, не указаны детали, которые нас интересуют. Образцы краски, собранные с борта сухогруза, годятся для прямого сравнения, но выявить ее происхождение — это совсем другое дело. Это не корабельная краска. Там, поверх толстого изолирующего слоя, коммерческий сорт полуглянцевой краски, а ее можно приобрести где угодно.
— Расскажите о наркотиках.
— Как раз собирался. Вот пакет. Вы, случайно, не читали о процессе Крапфа и Мендосы в Чигуагуа? Ну, подробности мне тоже не были известны. С 1970-го по 1973-й включительно они ввезли в нашу страну 115 фунтов героина. Он шел в Бостон. Очень хитрым способом. Чтобы переправить каждую партию, они находили предлог и нанимали гражданина США для поездки в Мексику. Иногда это был мужчина, иногда — женщина, но всегда — человек одинокий, не имеющий близких родственников. Нанятый ими человек отправлялся в Мексику по туристической визе и через несколько дней, к несчастью, умирал. Тело отправляли на родину, набив живот героином. Здесь у них имелся свой салон ритуальных услуг. Между прочим, у вас волосы отросли. Вам идет.
— Да ладно, продолжайте.
— Из этого дела мы извлекли двойную пользу. Во-первых, перекупщик в Бостоне по-прежнему пользуется доверием в преступном мире. Он с нами сотрудничает, потому что не хочет в тюрягу сесть лет на сорок. А во-вторых, мексиканская полиция тоже оставила одного парня на свободе в Косумеле. И лучше не спрашивать, от чего он хочет отвертеться.
— Так что если наш человек запустит по своим каналам информацию о том, что ищет надежного парня с лодкой, чтобы переправить товар из Косумеля в Техас, это будет выглядеть логично, потому что старый способ больше не работает, — сказал Кабаков. — И если Сэпп позвонит нашему человеку, тот может назвать кое-кого в Мексике и в Бостоне.
— Ага. Только этот Сэпп все проверит, прежде чем объявится сам. Даже для того, чтобы эту информацию ему сообщить, возможно, придется задействовать парочку наших «кротов». Вот что меня беспокоит: если мы на него выйдем, у нас ведь ничего на него нет. Можно было бы вменить ему «преступный сговор и использование судна в преступных целях», но это бред собачий и потребует чертову уйму времени. Нам нечем его припугнуть.
Зато у нас есть, подумал Кабаков, но промолчал.
В середине дня Корли запросил в окружном суде Ньюарка разрешение на прослушивание двух телефонов в гриль-баре
На следующее утро, в десять часов, синий фургон въехал на стоянку у супермаркета, по соседству с баром «У Суини». За рулем сидела пожилая дама. Стоянка была заполнена машинами, и она медленно вела фургон все дальше, явно пытаясь отыскать место, чтобы припарковаться. В машине у телефонного столба, метрах в десяти от задней стены бара, дремал мужчина.
— Господи, да он спит! — произнесла дама, вроде бы обращаясь к собственной груди.
Спящий проснулся от сердитого покрякивания рации, лежавшей рядом с ним. С виноватым видом он освободил место парковки, куда тотчас же задом въехал фургон. Несколько покупателей катили полные тележки по проходу между рядами машин. Человек, освободивший место, вышел из машины.
— Дама, мне кажется, у вас шина спустила.
— Ох, неужели?
Человек прошел к заднему колесу — оно оказалось совсем близко от телефонного столба. Два тонких коричневых провода, почти незаметных на коричневом столбе, тянулись от телефонной линии к земле и оканчивались штепсельной вилкой. Человек воткнул ее в розетку, укрепленную под крылом фургона.
— Да нет, просто шина у вас плохо накачана. На ней еще можно поездить. — И он уехал.
На заднем сиденье фургона Кабаков, откинувшись на спинку и заложив руки за голову, курил сигару. Он был в наушниках.
— Не надо в них все время сидеть, — сказал молодой человек с залысинами, возившийся у миниатюрного коммутатора. — Я говорю, не надо вам все время в наушниках сидеть! Если у них телефон зазвонит или если трубку на том конце снимут, эта лампочка зажжется и вы услышите зуммер. Кофе хотите? Держите. — Он наклонился к перегородке, отделяющей кабину водителя. — Эй, мам! Кофе хочешь?
— Нет, — послышался голос с переднего сиденья. — И не трогай булочки с луком. Ты же знаешь — от них у тебя газы.
Мать Берни Байнера передвинулась с водительского места на пассажирское и теперь вязала широкий шерстяной шарф. Она была матерью одного из лучших специалистов по аппаратуре для прослушивания телефонов, работавшего по частным контрактам, и в ее обязанности входило водить машину, выглядеть как ни в чем не бывало и следить, чтобы их не застукала полиция.
— Она дерет с меня одиннадцать сорок в час да еще указывает, что мне есть, а чего не есть! — сказал Байнер Кабакову.
Зажужжал зуммер. Ловкие пальцы Берни включили магнитофон. Оба надели наушники. Им было слышно, как в баре звонит телефон.
— Здравствуйте. Бар «У Суини».
— Фредди? — Женский голос. — Слушай, лапочка, я сегодня не смогу выйти на работу.
— Черт, Франсес, что такое, в самом деле? Уже второй раз за две недели!
— Фредди, ну извини. У меня живот болит, прям не знаю как!
— Каждую неделю живот болит? Тебе бы к бабскому доктору сходить, детка. А может, Арлен тебя заменит?