Черное воскресение

Харрис Томас

Контора Музи находилась в самом конце обшарпанного здания – старого склада – на Седжвик-стрит, в Бруклине. В мрачноватое помещение конторы Ландера провел очень крупный и очень дурно пахнущий грек. И пока они пробирались сквозь лабиринт ящиков и коробок, огромная лысина провожатого отражала тусклый свет редких лампочек на потолке. Только дверь конторы явно стоила дорого. Стальная, с двумя засовами и замком фирмы «Фокс». Прорезь для писем – на уровне живота посетителя и закрывается изнутри толстой металлической крышкой на прочных петлях; к тому

же и она может быть заперта на задвижку.

Музи был невероятно толст. Он задыхался и постанывал, убирая со стула кипу счетов. Затем предложил Ландеру сесть.

– Что вам предложить? Может, хотите подкрепиться?

– Нет.

Музи осушил бутылку минеральной воды и выудил еще одну из холодильника. Бросил в бутылку две таблетки аспирина и сделал большой глоток.

– По телефону вы сказали, что хотите поговорить со мной по очень важному делу и весьма конфиденциально. Поскольку вы так и не сообщили мне своего имени, вы не возражаете, если я стану называть вас «Хопкинс»?

– Нисколько.

– Отлично. Итак, мистер Хопкинс, когда человек говорит «весьма конфиденциально», речь обычно идет о нарушении закона. Если это тот самый случай, у нас с вами ничего не выйдет. Вы меня поняли?

Ландер вынул из кармана пачку банкнот и положил Музи на стол. Тот не только не притронулся к деньгам, он даже не удостоил их взглядом. Ландер забрал деньги и направился к двери.

– Минуточку, мистер Хопкинс.

Музи махнул греку, тот подошел к Ландеру и тщательно обыскал его. Потом посмотрел на Музи и отрицательно покачал головой.

– Садитесь, пожалуйста. Спасибо, Салоп. Подожди пока за дверью.

Огромный грек вышел, закрыв за собой дверь.

– Отвратительное имя, – сказал Ландер.

– Да, но он ведь этого не сознает, – сказал Музи, отирая платком лицо, сложил пальцы домиком под подбородком и выжидательно посмотрел на Ландера.

– Я так понимаю, что вы – человек с весьма обширными связями.

– На самом деле я весьма обширный человек с гораздо менее обширными связями.

– Мне хотелось бы получить совет…

– Вы заблуждаетесь, мистер Хопкинс, если полагаете, что, разговаривая с арабом, нужно обязательно быть по-арабски многословным и говорить обиняками. Тем более что в большинстве случаев вам, американцам, недостает утонченности, это делает ваше многословие совершенно неинтересным. Моя контора не прослушивается. У вас микрофона тоже явно нет. Так что давайте выкладывайте, что у вас там.

– Мне нужно, чтобы мое письмо доставили начальнику разведки «Аль-Фатаха».

– И кто же это такой?

– Мне это неизвестно. Вы можете это узнать. Мне сказали, что в Бейруте вы можете практически все. Письмо будет запечатано особым образом и должно быть доставлено нераспечатанным.

– Само собой разумеется. – Музи смотрел на Ландера, полуприкрыв глаза тяжелыми веками, словно черепаха.

– Вы думаете, это будет письмо-бомба? Ничего подобного. Вы сможете проследить – с расстояния в десять шагов, –

как я буду вкладывать письмо в конверт. Вы сможете даже лизнуть полоску клея на клапане конверта, а я потом запечатаю его особым образом.

– Видите ли, я имею дело с людьми, которых интересуют деньги. Те, кого интересует политика, очень часто забывают платить по счетам. А то еще и ухлопают тебя же из-за собственной несостоятельности. Не думаю, что…

– Две тысячи долларов сейчас же и две тысячи – если письмо благополучно найдет адресата. – Ландер снова положил деньги на стол. – И еще. Я бы посоветовал вам открыть номерной счет в банке в Гааге.

– Это еще зачем?

– Чтобы было куда поместить крупный куш в ливийской валюте, если вам вдруг вздумается уйти на покой.

Последовала долгая пауза. Потом Ландер сказал:

– Вы должны понять самое главное: это письмо во что бы то ни стало должно быть доставлено лично адресату, только ему. Нельзя допустить, чтобы оно ходило по рукам.

– Поскольку я не знаю, чего вы хотите, я буду работать вслепую. Конечно, я могу навести кое-какие справки, кое-кого расспросить. Но даже расспросы – опасны. Вы ведь, наверное, знаете, что «Аль-Фатах» состоит из множества групп, соперничающих между собой.

– Передайте письмо в «Черный сентябрь», – сказал Ландер.

– Только не за четыре тысячи.

– Сколько вы хотите?

– Восемь тысяч, и сразу. Я сделаю все, что смогу.

– Четыре – сразу, четыре – после.

– Восемь тысяч сразу, мистер Хопкинс. А после – я вас знать не знаю, и вы сюда – ни ногой.

– Идет.

– На следующей неделе я отправляюсь в Бейрут. Принесете мне письмо прямо перед отъездом. Можете доставить его сюда седьмого вечером. Запечатаете при мне. Поверьте, я вовсе не хочу знать, что там написано.

В письме сообщалось настоящее имя Ландера и его адрес. Кроме того, в нем говорилось, что он готов сделать большой вклад в дело освобождения Палестины. Ландер просил устроить ему встречу с представителем «Черного сентября» в любой точке Западного полушария. В письмо он вложил чек на 1500 долларов – на покрытие расходов.

Когда Музи брал у Майкла письмо и восемь тысяч долларов, он был так серьезен, будто совершал торжественный обряд. У этого воротилы было одно странное свойство: если ему давали цену, которую он запросил, он держал слово.

Неделю спустя Ландер получил цветную открытку из Бейрута. На ней не было ничего, кроме адреса, и он подумал: может, Музи сам вскрыл письмо и узнал его имя и адрес?

Прошло три недели. За это время Майкл четыре раза улетал из Лейкхерста. А на четвертой неделе ему показалось – и не один раз, а дважды, – что, когда он ехал на аэродром, кто-то за ним следил. Но с уверенностью сказать, так ли это, он не мог. В четверг, 15 августа, был ночной рекламный полет над Атлантик-сити. Управляемые компьютером бегущие буквы рекламных табло вспыхивали и гасли на необъятных боках его дирижабля.