Черное зеркало
Шрифт:
Он помнил предупреждение вчерашней гадалки и даже, независимо от ее угрожающих предсказаний, сам прекрасно понимал, что вырваться из создавшейся ситуации, устроенной ему кем-то западни он сможет лишь ценой неизбежных потерь.
Конечно, не очень хотелось быть безропотным футбольным мячом, который пинают все, кому он ни попадется под ногу, и посылают в ту сторону, в которую направлен удар…
Но какую месть своим обидчикам может выбрать этот подневольный мяч? Растрепаться по швам и поскорее лопнуть, навсегда избавившись от ежедневных избиений, и в итоге, приведя себя в полную негодность для
Либо со всей силой пославшего его удара влепиться в чью-нибудь осточертевшую, мерзкую физиономию, с наслаждением расквасив ее в кровавый блин…
Второе приятнее.
А поэтому — хрен с ним! Действительно, имеет смысл перекантоваться некоторое время в лодейнопольских лесах. А затем, воспрянув духом и накопив побольше сил и энергии, вернуться. И тут уже… Берегитесь!
Когда ничто не держит, когда не трясешься за какую-нибудь незначительную по большому счету навешенную на себя безделушку, когда плевать на все, и даже на собственную жизнь, ибо ее все равно отберут у тебя рано или поздно… тогда ты по-настоящему страшен.
Но это потом. А сейчас…
Сейчас, несмотря ни на что, необходимо все-таки узнать, кто из этих троих, украшавших гроб Ларисы, участвовал в той кровавой оргии, которую он видел на злополучной видеокассете. Без этого Игорь просто не мог спокойно уехать.
«Да, — подумал он, — Валя действительно была одной из них».
Но только в абсурдном видении кошмарного сна можно было представить себе эту рыженькую пугливую девчушку, с тоненькими, красными от холода пальцами, в роли жрицы похотливого идола. Она словно излучала некое сияние беззащитности и робкого доброжелательства. И глядеть на нее можно было только со снисходительно-покровительственной улыбкой…
У Нины Леонидовны просто-напросто не было никакого, пусть даже малоприметного шрама ни на одной руке. Руки ее он хорошо рассмотрел. И когда она полоскалась в мойке с грязной посудой, и за столом, и после… Игорь с какой-то странной грустью вспомнил о своей мимолетной страсти к аппетитной на вид соседке…
Что же касается неизвестной «дамы екатерининских времен», то, вспоминая о ней, он все больше и больше убеждался в беспочвенности своих подозрений. И объяснялось это очень просто.
Строгая и молчаливая, какая-то уж чересчур вертикальная, словно памятник в известном саду имени своей повелительницы, она невольно привлекала взоры окружающих, и в том числе — самого Игоря. И пока они вчетвером раскладывали принесенные цветы, он изредка бросал на нее свой любопытный и по-мужски оценивающий взгляд. И наверняка сразу бы узнал ее руки. Хотя бы потому, что внимательно разглядел все, что позволяло разглядеть ее строгое одеяние.
Кто же тогда?
И вдруг его осенило. Была еще и четвертая женщина!
Но не тогда, когда украшался гроб Ларисы, а чуть позже. В тот миг, когда все уже собрались в зале и окружили покойную, она взяла цветы у какого-то припозднившегося родственника и бережно, цветок к цветку, уложила их в общий букет. И при этом на какое-то мгновение у нее, кажется, задрался рукав ее черного плаща…
— Неужели она?!. — пробормотал Игорь, ослепленный внезапной догадкой.
Неужели это ее руки держали чашку с наркотическим зельем? Неужели это она
И неужели именно по ее вине происходит вся эта фантасмагорическая круговерть?
Но если это действительно так, то именно она, и никто другой, отравила Ларису, представив случившееся заурядным до пошлости самоубийством…
Он медленно шел по дорожке кладбища, а вокруг становилось все темнее и темнее. Сумеречное небо заволакивалось низкими, налитыми свинцовой тяжестью облаками, медленно оседающими на землю и смешивающимися с затхлыми, тягучими испарениями, плавающими над землей.
Одна дорожка сменяла другую, так же, как и предыдущая, петляя между черных деревьев и густо переплетенных голых ветвей. Большие кресты вырастали из земли и, словно раскинувшие тощие руки призраки, вставали на его пути, заставляя сворачивать на какие-то узкие, неприметные извивающиеся тропинки. Старинные склепы темнели каменными нагромождениями. Кое-где провалившиеся от времени, они притягивали взор своей таинственной затхлостью, маня спуститься по обрушившимся ступеням вниз, под землю, в молчаливую обитель истлевших останков, белеющих в глубокой темноте осколков человеческих костей и сырой трухи сгнивших саванов.
Из черных проемов зазывно мерцали голубоватые огоньки, и где-то высоко над головой воздушными волнами проносилось отраженное тоскливым эхом многоголосье заупокойных песнопений…
В сгустившемся мраке наплывали из глухой темноты неясные силуэты, мокро гладили по лицу мертвые, почерневшие листья. Ноги путались в сырых нитях невидимой травы, натыкались на замшелые кочки заросших могил, на затянутые в глубь земли надгробные камни с неразличимыми, затушеванными временем и утонувшими в темноте забытыми именами…
Где-то в глубине непроглядной тьмы вдруг замерцала одинокая свечка. Игорь попытался ускорить шаг, чтобы приблизиться к ней. Но, несмотря на все его попытки, слабый огонек, казалось, не приближался, но, оставаясь единственным хоть каким-то ориентиром, давал возможность идти более или менее осмысленно.
Игорь наткнулся на что-то и, не удержавшись, упал, выставив вперед руки, на вспучившуюся под ногами темную массу. Пальцы наткнулись на чье-то окоченевшее мокрое лицо, соскользнули в провал полуоткрытого рта, ткнулись в студенистые, безжизненные глаза…
Игорь отпрянул… И провалился в слепую, бездонную пустоту.
Чьи-то мягкие невидимые руки подхватили его. Липкой, густой паутиной спеленали тело и бережно понесли вдоль длинного узкого коридора, изредка озаряемого бледно-голубыми всполохами.
Внезапно в лицо ударил ослепительный свет.
Игорь лежал на спине, крепко стянутый невидимыми нитями. Не в силах шелохнуться и в сознании обреченной беспомощности. Над головой что-то блистало, направляя свои яркие, жгучие лучи в глаза и окутывая беспросветным мраком окружающее пространство. Создавалось впечатление гигантской операционной комнаты с белыми, сияющими кафелем стенами. К его лицу склонялись зыбкие, постоянно меняющие свои очертания и пристально-внимательные тени, что-то одобрительно нашептывая ему и ласково уговаривая согласиться на что-то…