Черноглазая блондинка
Шрифт:
— Он связан с кинобизнесом? — спросил я.
— Я бы не сказала «связан». Так, лёгкое касание по краю кончиками пальцев. Он добился кое-какого успеха с Мэнди Роджерс.
— Мне должно быть известно это имя?
— Старлетка-инженю, [3] как сказал бы Нико. Представьте себе Джин Харлоу [4] с полным отсутствием таланта.
— А у Джин Харлоу был талант?
Она улыбнулась.
— Нико твёрдо убежден, что все его гуси, на самом деле, лебеди.
3
Старлетка —
4
Джин Харлоу (англ. Jean Harlow), урождённая Харлин Харлоу Карпентер (англ. Harlean Harlow Carpenter; 1911–1937, Лос-Анджелес, Калифорния) — американская киноактриса, кинозвезда и секс-символ 1930-х годов. Из-за цвета волос её называли «Платиновая блондинка» — Харлоу являлась первой голливудской дивой, которая носила это прозвище. Основными чертами её экранного образа были чувственность и яркая сексуальная привлекательность.
Я достал трубку и набил её. Меня поразило, что в табачной смеси, которую я использовал, было немного «кавендиша». [5] Я решил не делиться с ней этим счастливым совпадением, представив себе пресыщенную улыбку и презрительную усмешку в уголке рта, с которыми она его встретит.
— Давно вы знаете вашего мистера Питерсона? — спросил я.
— Не очень.
— Насколько — не очень?
Она пожала плечами, что потребовало от неё частично приподнять правое плечо.
5
Сорт табака.
— Год? — Она произнесла это как вопрос. — Дайте подумать. Мы познакомились летом. Может быть, в августе.
— Где это было? Я имею в виду, что вы встречались.
— Клуб «Кауилья». Знаете это место? Это в Пэлисэйдс. Площадки для игры в поло, плавательные бассейны, множество ярких, блестящих людей. В такие места с воротами с электрическим замком не пускают таких ищеек, как ты.
Последнее она не произносила, но я, тем не менее, расслышал.
— Ваш муж знает о нём? О вас и Питерсоне?
— На самом деле, я не могу сказать.
— Не можете или не хотите?
— Не могу. — Она взглянула на кремовые перчатки, которые положила себе на колени. — У нас с Кавендишем… как бы это сказать? Договорённость.
— О чём именно?
— Вы неискренни, мистер Марлоу. Я уверена, вы прекрасно понимаете, о каком соглашении я говорю. Мой муж любит пони для поло и официанток для коктейлей, и не обязательно в таком порядке.
— А вы?
— Мне многое нравится. Мистер Кавендиш реагирует на музыку в зависимости от настроения и степени опьянения. Либо его тошнит, либо он смеется. Но далеко не мелодичным смехом.
Я встал из-за стола, взял трубку и подошёл к окну, глядя в никуда. В офисе в здании через улицу секретарша в клетчатой блузке и наушниках от диктофона склонилась над пишущей машинкой и
— Когда вы в последний раз видели мистера Питерсона? — спросил я, всё ещё наблюдая за работой мисс Ремингтон. За моей спиной царила тишина, и я обернулся. Очевидно, миссис Кавендиш не собиралась обращаться к кому бы то ни было со спины.
— Не обращайте внимания, — сказал я. — Я часто стою у этого окна, созерцая мир и его обычаи.
Я вернулся на место и снова сел. Положил трубку в пепельницу, сложил руки вместе и подпёр подбородок костяшками пальцев, чтобы показать ей, насколько я могу быть внимательным. Она решила принять эту искреннюю демонстрацию моей полной и непоколебимой сосредоточенности.
— Я говорила вам, когда видела его в последний раз — около месяца назад.
— Где это было?
— В «Кауилье», так уж получилось. В воскресенье. Мой муж был занят особенно напряженным чуккером. Это…
— Раунд в поло. Да, я знаю.
Она наклонилась вперед и оставила несколько хлопьев сигаретного пепла рядом с чашечкой моей трубки. По столу пробежал слабый аромат её духов. Она пахла как «шанель № 5», но для меня все духи пахнут как «шанель № 5», или так было до тех пор.
— Мистер Питерсон никак не показывал, что собирается удрать? — спросил я.
— Удрать? Странное слово.
— Менее драматичное, чем исчезновение, как сказали вы.
Она улыбнулась и сухо кивнула, соглашаясь.
— Он вёл себя как обычно, — сказала она. — Немного более рассеянный, возможно, немного более нервный, хотя, возможно, это теперь так кажется.
Мне нравилось, как она рассказывает; это заставляло меня задуматься об увитых плющом стенах почтенных колледжей и сведениях о трастовых фондах, записанных на пергаменте медным пером.
— Он, конечно, не подавал никаких явных признаков того, что собирается, — она снова улыбнулась, — сбежать.
Я немного подумал и дал ей понять, что думаю.
— Скажите, — спросил я, — когда вы поняли, что он исчез? Я имею в виду, когда вы решили, что он… — теперь настала моя очередь улыбнуться, — исчез?
— Я звонила ему несколько раз, но никто не отвечал. Потом я зашла к нему домой. Молоко и газеты на крыльце. Это не похоже на него — оставить всё как есть. В каком-то смысле он очень аккуратен.
— Вы обращались в полицию?
Её глаза расширились.
— В полицию? — сказала она, и я подумал, что она сейчас рассмеётся. — Это было бы совсем не то, что нужно. Нико избегал полиции и не поблагодарил бы меня за то, что я навела их на него.
— Избегал в каком смысле? — спросил я. — Ему было что скрывать?
— Разве не все мы такие, мистер Марлоу? — Она снова расширила свои очаровательные веки.
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
— От многих.
Это был путь в никуда увеличивающимися кругами.
— Позвольте спросить вас, миссис Кавендиш, — сказал я, — как вы думаете, что стало с мистером Питерсоном?
Она снова едва заметно пожала плечами.
— Не знаю, что и думать. Поэтому и пришла к вам.