Чернокнижник. Три принципа тьмы
Шрифт:
Ашет хотел, было, помочь парню и даже потянулся за флейтой, но в последний момент скривился и опять бросился к борту. Качка не желала оставлять бедного охотника в покое, совершенно не жалея его.
Мирко встряхнулся, приподнимая голову и, закрыв глаза, расслабился, позволяя мелодии вести себя. Страх куда-то ушел. Парень заулыбался, не открывая глаз, видя, чувствуя, как пробуждается в нем что-то большое и прекрасное, словно распускается огромный цветок. Живой, подвижный цветок, волнующийся, мечущийся, не могущий найти своего места, не знающий, куда ему податься! И как перед этим живым цветком вдруг открывается дорога.
— Да что б меня вздернули сегодня же, капитан, это какая-то музыкальная шкатулка, а не корабль! Грот и стаксель… Парень играть умеет, да что б еще этим акулам та музычка глотки жадные позатыкала!
Внезапно вклинившийся в мирные видения юного Созидателя грубый голос заставил его вздрогнуть и отвлечься. Карина, крепко держащая его за руку, чувствующая, как увеличивается его сила, как она раскрывается во всей своей красе и, сливаясь с ее собственной, образует так необходимый сейчас мощный поток, и внезапно ощутившая, как все это оборвалось, зашипела, как разгневанная кошка, рывком оборачиваясь к посмевшему открыть рот старшему помощнику.
— Убери отсюда эту болтливую собаку, пират! — прошипела она, сверкая глазами, — Убери его или, клянусь, я не ручаюсь за себя! Марыся!
Верная кошка, до сего момента мирно покачивающаяся на большой бочке и даже, похоже, дремлющая под звуки мелодии Антона, вмиг вскочила и с яростным мявом заступила дорогу растерянному моряку. Такой агрессии от маленького животного он совершенно не ожидал.
— Тю… от, твою мать, бесюка какая! — пират покачал головой, — Ну что твой клацпер, клянусь всеми чертями дна морского!
Богдан повернулся к нему. Он, как это ни странно, с приказом шаманки был солидарен, его резонность понимал, да и поведение своего помощника не одобрял, поэтому команда его была четкой и ясной.
— Вон.
Лицо старшего помощника обиженно вытянулось, и капитан со вздохом попытался смягчить приказ.
— Ардо… — мужчина уже привычным жестом надвинул треуголку ниже на лоб; голос его зазвучал ниже, — Я прошу тебя уйти. Мы справимся, но отвлекать магов сейчас не следует.
Старший помощник, по-видимому, все равно обидевшийся, безмолвно развернулся на каблуках тяжелых морских сапог и решительно зашагал прочь. Судя по напряженно выпрямленным плечам и окаменевшей спине, можно было предположить, что матросам сейчас не поздоровится.
— «Ардо»… — Аркано удивленно покачал головой, — Я думал, он из Тирара. Санорец.
— Нет, он финорец, — в голосе Богдана явственно прозвучали нотки недоумения, — Я думал, по его смуглой коже это понятно. Впрочем, не важно, сейчас, безусловно, не время выяснять это.
Медведь хотел, было, что-то ответить, но глянул на вновь сосредоточившуюся Карину и предпочел промолчать.
Антон продолжал играть. Напевный плач скрипки разносился над палубой, окутывая корабль от киля до клотика, погружая его в странное подобие сна, но сна, имеющего силу. Самый корпус судна будто отзывался на музыку, звучал, звенел ей в такт, и нет ничего удивительного, что Мирко и Карине легко удалось сосредоточиться вновь.
Шаманка повернулась лицом к морю, прикрывая глаза. Созидатель, последовав ее примеру, потянул носом свежий морской воздух, старательно отрешаясь от реальности
Фредо, удерживающий купол вокруг летящей по волнам «музыкальной шкатулки», глубоко вздохнул и, сдвинув брови, чуть приподнял посох, удваивая усилия. Лярвы, окружившие купол снаружи, взявшие его в кольцо, рваться внутрь пока не решались, но, по-видимому, уже не так сильно боялись магической сферы. Давление их на нее усиливалось, и князь, ощущая его физически, только и мог, что стискивать посох и вкладывать всю свою силу в поддержание защитного купола.
Правая рука его метнулась к бедру, извлекая серебряный меч. Говорить чернокнижник ничего не хотел, однако, уже начинал подозревать, что сил долго удерживать сферу ему не хватит и предпочитал подстраховаться.
— Меч их не возьмет… — Медведь, заметив действие молочного брата, неодобрительно качнул головой, однако, не преминул обнажить и свой клинок, — Карина сказала — все материальные предметы проходят сквозь…
Фредо рвано выдохнул и неожиданно упал на одно колено. Купол погас — лярвы, давящие на него, перебарывали князя, ослабляли его, словно выпивая, высасывая его силу.
Карина, чувствующая, что происходит что-то не то, но не решающаяся прервать свое колдовство, стиснула руку Мирко сильнее, вытягивая другую в сторону борта и принимаясь что-то чертить указательным пальцем на воздухе. Созидатель, ощущая, как прекрасный цветок его силы вдруг устремляется по быстрому потоку чужого могущества, стиснул зубы, пытаясь не сопротивляться, но контролировать этот процесс.
Чернокнижник, скрипнув зубами, снова вскинул посох и, с трудом поднявшись с колен, окинул быстрым, затравленным взглядом море вокруг. Разинутая пасть крутящегося вихря, мчащегося прямо на корабль, миновавшего купол в момент слабости мага, отразилась в его зеленых глазах, и Фредо ощутил, как ужас сжал сердце. Вихрь подбирался все ближе, разинутая пасть, казалось, жаждала поглотить корабль, а отразить его атаку было некому — двое из трех магов были поглощены своим колдовством, а он изо всех сил удерживал защиту. И, тем не менее, один из лярвов, пробравшийся внутрь этой защиты, сейчас угрожал им.
Фредо шагнул к борту, удерживая в чуть дрожащей руке посох, а другой крепко сжимая меч. Он знал, что оружие здесь не поможет, отдавал себе отчет в напрасности собственных действий, но не мог, никак не мог оставаться в стороне, просто следя за безжалостным уничтожением своих друзей.
Лярв подобрался ближе; закрутился вихрем у самого борта, того и гляди угрожая нахлынуть, поглотить корабль, разнести его в щепки, пустить ко дну… Чернокнижник, уперев посох в доски палубы, быстро провернулся вокруг него, и с размаху полоснул наотмашь вихрь прямо по центру.
От дикого, истерического визга заложило уши. Верхняя часть вихря, верхняя часть духа, отрубленная серебряным мечом, взмыла куда-то в облака, растворяясь, рассеиваясь меж ними. Нижняя — более темная, более страшная, — штопором ввинтилась в воды моря как раз напротив Ашета, вспенивая их, воздымая огромной волной и обрушивая ее на корабль.
Не успевший отпрянуть охотник, благополучно окаченный ею, ошарашенно замер, внезапно ощущая, что тошнота отступает. Фредо, которому тоже перепала доля брызг, замер, приоткрыв рот, тяжело, глубоко дыша и потрясенно созерцая серебряный меч в своей руке.