Чернокнижник
Шрифт:
Кто бы мог подумать! Если бы я верил в Богиню Равновесия, то сказал бы, что у нее поганое чувство юмора!
Я зафыркал от смеха, хотя понятно, ничего смешного в ситуации не было, да и челюсть болела дико.
Сила ушла в глубокое подполье, лишь внутри что-то жгло, словно там бурлила лава, и этот жар даже порой заслонял боль. Собственно, после очередной попытки превратить мои внутренности в фарш я отключился.
Голоса звучали словно сквозь пуховое одеяло.
— …никаких следов магии.
— Ты в этом уверен?
— Уверен, Фирд. Не знаю… возможно, лучше уничтожить? От беды подальше.
— Хм. Это просто камень?
— Ну да. Просто камень. Но местные утверждают, что раньше его там не было.
— Раньше не было… ветром принесло!
— Каким ветром? Камень размером с телегу! Ну разве что ураганом! Кстати, что у вас тут за история со смерчем? Весь город судачит.
— Разобрался, залетный темный устроил. Может, и камушек его рук дело?
— Может. Этот темный, что ли? — смешок в мою сторону.
— Он самый.
— Уже труп? Или до публичной казни дотянет? Ты бы его подлечил и сжег на площади, а то твой авторитет падает, Фирд. Горожане недовольны. А показательная казнь весьма способствует народной любви, сам знаешь!
Собеседник толстяка хрипло рассмеялся и резко замолчал.
— Ладно, так что с камнем делать?
— Что, что, ничего без меня решить не можете! — самодовольно протянул толстяк Фирд. — Если ты ручаешься, что в нем нет магии, то пусть стоит.
— Так надо бы разобраться, откуда взялся! Местные уже байки рассказывают и обходят десятой дорогой. Народ неграмотный там, глупый. Что непонятно — то зло, сам знаешь… А там торговый тракт рядом, еще чего доброго отпугнут обозы по скудоумию!
— Так разбирайся! А для местных придумайте что-нибудь убедительное. — Звякнула крышечка графина, и забулькала вода.
Я сглотнул. В горле пересохло, и пить хотелось невыносимо. Но глаза по-прежнему не открывал, так и висел на цепях, изображая труп. Впрочем, я от него был недалеко.
— Расскажите народу о милости Богини, нацарапайте на камне символ равновесия и распустите слухи о его целебной силе. Юродивые, паломники и идиоты сами подтянутся, разнесут весть о новом чуде по всей Империи, — Фирд рассмеялся. — А через годик можно будет уже деньги брать, за возможность прикоснуться к небесному камню.
— Почему небесному?
— Ну ты же сам говорил, что он светлый, с синими прожилками. Врите, что с неба упал, подарок Богини к… дню основания Лаора! Как раз вовремя… Жрецы в храме молитву вознесут, верховный возликует, людишек запустим, чтобы слухи распространяли о святыне. Не впервой. Понял?
— Понял… Голова ты, Фирд…
Голоса стали затихать, пока совсем не удалились. Я осторожно открыл глаза. На столе горела масляная лампа, значит, уже вечер. Подслушанный разговор заинтересовал мало, разве что я понял, кто обладает реальной властью в Лаоре. Не градоначальник, а толстяк Фирд. Впрочем, это ситуация как раз из разряда обычных, поговаривают, что страной за императора управляет первый императорский ловец. Гораздо больше меня занимала часть, где обсуждали мою казнь. Как-то не хотелось, чтобы пророчество
Я дернул цепь, испытывая ее на прочность. Увы… Прочная и крепкая, от моих рывков звенья не разлетелись и кольца из стены не вывалились. А цепь по-прежнему удерживала меня. И отведи-камнем, здесь, похоже, выложены поминальные надписи на всех стенах.
От того и ловец руками бил и хлыстом, а не силой, минерал одинаково гасит что светлую, что темную магию. Целыми на мне остались лишь сапоги, так что я даже вспомнил добрым словом возничего.
К сожалению, сколько я ни дергался, а толка от моих движений было мало. Да и дергался я слабенько, от боли лишь мычал и в красках представлял, что сделаю с толстяком, когда отсюда выберусь…
Печально, но похоже, меня все-таки казнят. Так я подумал, рассматривая площадь, забитую народом. Толстые одышливые кухарки и скромные прислужницы в белых передничках, бородатые кузнецы в кожаных фартуках и юркие воришки, промышляющие в чужих карманах. Я осматривал горожан с легким интересом, к тому же заняться все равно было нечем. Ну не разглядывать же палача и столб, возле которого меня собирались поджарить? Что я там не видел?
Площадь постепенно наполнялась, уже даже и местная элита подтянулась, уселись на крытые бархатом лавки под предусмотрительно натянутый навес. Дамочки брезгливо косились в сторону простолюдинов, прижимая к носам надушенные платочки.
Я сидел в каморке, со всех стороной обложенной отведи-камнем. Вернее, лежал, потому что сломанное ребро при попытке сесть грозило проткнуть мне что-нибудь важное. Или уже проткнуло, не знаю, об этом старался не думать. Обшаривал взглядом толпу, не обращая внимания на выкрики в мою сторону и надеясь увидеть всего одно лицо. Но не видел. И вероятность, что я смогу сплести аркан тоже была минимальной, потому что постамент тоже был сделан из отведи-камня. А язык отрежут перед тем, как вести на казнь — тоже обычная мера. Чтобы заклинание не выкрикнул или проклятие. Посмертные иной раз и сквозь отведи-камушек пробиваются и через защитные щиты светлых. Еще бы, на последнем выплеске силы можно такого наворотить! Я бы точно пожелал этому городишке провалиться на Изнанку! Вот потому-то магам перед казнью языки и отрезают. Зрелищно и результативно.
Дверь открылась, впуская жреца Богини.
— Нужно ли тебе покаяние, заплутавший? Чтобы в равновесии и гармонии покинуть наш мир?
— Я предпочел бы в нем остаться, — прохрипел я. Вслед за служителем храма вошел лысый стражник, поигрывая ножом. Ну да, сначала — покаяние, потом — долой язык.
— Очисти душу, чернокнижник, облегчи совесть… — заныл жрец.
— Да с удовольствием, — я облокотился о стену клетки. — Начну с того, что при рождении убил свою матушку. Нет, я не намеренно, вы не подумайте ничего плохого, но грешок имеет место быть, кхе… Стало быть, я вылез, а она того — каюк. Обидно, кстати. Даже поздороваться не успел. — Я откашлялся. — Водички не найдется, служитель? А то в горле пересохло, а рассказ длинный.