Чёрному, с любовью
Шрифт:
— Я готов сейчас.
Он и не осознавал, насколько агрессивно произнёс эти слова, пока она не остановилась и не подняла на него взгляд. Её грудь вздымалась и опадала в очередном вздохе. Он знал, что в определённой мере это показуха. Вампирам не нужно дышать. И всё же большинство симулировало многие человеческие повадки — то ли по привычке, то ли ради маскировки, то ли и то, и другое.
— Нет, — просто ответила она. — Ты не готов.
— Потому что так сказал Брик, — прорычал он.
— Потому что так сказал Брик, — подтвердила она
Она закатила глаза при виде выражения его лица.
— Ты не можешь винить во всём Брика, знаешь ли, — раздражённо сказала она. — Он спрашивал нас всех. Не только он считает, что ты ещё не готов. Я тоже так считаю. Найроби так считает. Дориан так считает. Мигель так считает…
— Почему? — спросил он. — Почему я не готов?
Она нахмурилась, и между её бровей залегла небольшая складка.
— Зачем ты задаёшь вопросы, на которые знаешь ответ? — спросила она. — Никакое количество охоты тебя не насыщает. Ты едва можешь контролировать себя во время кормления. Ты вообще не можешь контролировать свои эмоции. Ты импульсивен, тебе нет дела до разоблачения, ты не можешь регулировать степень реакции на большинство внешних раздражителей. Ты зол. Вчера ты напал на Дориана и умудрился действительно ранить его…
Она фыркнула и слегка улыбнулась, точно вопреки собственному желанию.
— … Не такая уж простая задача, между прочим. Ты всё ещё почти каждый день не подчиняешься Брику. Ему ненавистно наказывать тебя, а ты уже четыре раза на этой неделе заставил его сделать это…
— Ладно, — прорычал он. — Я уловил суть.
— Почему тебе так не терпится туда попасть? — спросила она.
В этот раз её тон был таким открытым, искренним, безо всякой сдержанности, которая присутствовала там ранее.
Он услышал в её словах искреннее любопытство.
— Зачем? — повторила она, когда он не ответил. — Просто скажи мне, зачем, любовь моя. Помоги мне понять. Возможно, если ты объяснишь мне, я сумею помочь Брику тоже это понять.
Он фыркнул, стискивая челюсти.
— Почему-то я сомневаюсь, что Брику нужно разжёвывать мои мотивы, — хмуро посмотрев на неё, он добавил: — Ты только что сказала мне перестать задавать вопросы, на которые я знаю ответ. Почему бы тебе не поступить так же?
— Потому что я не знаю ответ на этот вопрос, любовь моя…
— Хрень собачья! — он развернулся к ней, и его грудь вновь переполнилась яростью и жаром. — Зачем? Ты действительно спрашиваешь меня, зачем? Ты, бл*дь, серьёзно? А сама как думаешь, мать твою?
Выражение её лица не дрогнуло перед его злобой.
Когда он закончил говорить, она лишь пожала плечами.
— Но я действительно не знаю, — её голос всё ещё звучал
Она имела в виду Брика.
Он знал, что она имела в виду Брика.
— Мы разные, — сказал он. — Очевидно.
Всё ещё глядя на него снизу вверх, она сжала его ладонь, но продолжала откровенно хмуриться.
— Но зачем? — ласково спросила она. — Ты всё ещё мне не ответил. Зачем ты хочешь вернуться туда? Возвращаться больно. Всем нам. Возвращение не приносит ничего хорошего. Оставь прошлое в прошлом… где ему и место.
Он ей не ответил.
Она тряхнула его руку.
— Зачем, Наоко? Что ждёт тебя в Сан-Франциско?
Он вздрогнул просто от того, что услышал название своего родного города.
Это название тревожило его куда сильнее, чем упоминание его наречённого имени, Наоко. Он уже чувствовал, что более длинная, японская версия имени подходила ему лучше, чем короткое англизированное прозвище, которым раньше называли его человеческие друзья.
Его собратья, похоже, были согласны.
Никто из них не называл его Ником.
Никто с самого времени его обращения.
Однако у него всё ещё не было вампирского имени — настоящего. Брик сказал, что даст ему такое имя, когда он «созреет», что бы это, чёрт подери, ни значило. Традиционно именно создатель давал это имя. Обычно это имя имело какую-то историческую значимость для сообщества.
Брик сказал, что уже выбрал такое имя.
— Ты знаешь, что ждёт меня там, — сказал он, запоздало отвечая на её вопрос. Его взгляд бегло пробежался по переулку. — И ты знаешь, почему я хочу туда вернуться, Люсия.
Не сказав больше ни слова, он продолжил шагать по скользкому от дождя тротуару.
Стиснув его руку, она молча пошла рядом с ним прогулочным шагом.
Он чувствовал на себе её взгляд, изучающий его лицо, его глаза, его тело.
Он не смотрел на неё в ответ.
Держа её руку в своей, он наблюдал, как цвета над дорогой слегка изменяются. Он наблюдал, как искусственное освещение играет на стекле, пластике, металле, асфальте, дереве — словно всё это было одним сложным музыкальным инструментом, который играл цвет вместо звука. Он переводил взгляд с объекта на частицу света и снова на объект, отслеживая то, каким другим всё выглядело для него, как много он мог видеть, сколько всего он замечал боковым зрением вопреки острому как лазер фокусу.