Черняховского, 4-А
Шрифт:
Но, всё же, один раз, помнится, посмотрели мы это чудо у подруги римминой подруги. Действительно, чудо! Самое настоящее! Недаром мой любимый пародист Александр Архангельский писал когда-то:
Сколько в республике нашей чудес:
Сеялки, веялки, ЗАГСы, косилки,
Тысячи книг, в переплётах и без,
ТрА-та-та-тА-та… тарелки и вилки…
В самом деле, всё ведь когда-то было чудом, являлось впервые — и вилки, и книги, и, извините за выражение, пипифакс. Не говоря о ЗАГСах и о превосходных
Моя мама с Женей телевизора тоже не приобрели и даже не смотрели его, но о приезде Монтана знали. В основном, из стихотворной переписки между возникшими в кругу так называемых деятелей искусств двумя враждебными группами: теми, кого давно окрестили «низкопоклонниками» (перед Западом), и теми, кто их осуждал и кого можно, пожалуй, назвать «высокопоклонниками», поскольку хотя и кланялись они очень низко, но предмет их поклонения — власть предержащая — находился достаточно высоко над ними.
Переписка была, разумеется, неофициальная — моему брату кто-то дал бледный машинописный экземпляр поэмы с условием быстро вернуть. «Ив Монтан и другие» — так она называлась, и подписана была несколько странно: «Иоанн Московский» — автор, видимо, хотел намекнуть, что священный сан даёт ему право предавать людей анафеме. Что и попытался сделать в своих строках.
Вот отрывки из этого довольно безвкусного, на мой взгляд, но местами забавного сочинения, которое в ту пору сплошного зажима всякой свежей мыслишки заставило кое-кого немного поднапрячься и вызвало лёгкий, но полезный для душевного здоровья ажиотаж:
Несёт нам радио известье,
Что, не во сне, а наяву,
Сам Ив Монтан с супругой вместе
Летят в советскую Москву…
На Внуковском аэродроме
Все собрались сегодня, кроме
Тех, кто не смог сюда прийти:
К Монтану все ведут пути!..
Бегут какие-то актёры,
За ними фоторепортёры,
И, кажется, со всех концов
Спешит к Монтану Образцов…
…Какой певец! Мужчина! Боже!
Какой артист! А? Ну и ну!..
И Образцов, усевшись в ложе,
Пускает на пиджак слюну.
…Как будто рухнула гора,
Летя и низвергаясь в дАли…
Кричали женщины «ура»
И в воздух чепчики бросали…
Мужчины в чёрном элегантны,
На женщинах цветы и банты,
Во всём изысканнейший вкус:
Пари… Мари… Ля Франс… Ля Рюс…
Но что такое? Вот ведь странно:
Все видят в свитере Монтана,
И в сером, тёмном, однотонном
Пришла Симона в платье скромном…
Уселись.
Тост произносит Л. Утёсов.
Вот привскочил и на скаку,
Когда глаза в него впилися,
Он вместо слов: «Мерси, боку»,
Вдруг произнёс: «Мерси, Тбилиси!..»
…Но можете заметить, вы вот,
Что, мол, не очень ясен вывод —
Так, силь ву пле, мерси, мадам,
Сейчас я этот вывод дам:
Монтан — певец хороший очень,
Хоть и не гений, между прочим,
Но падать ниц пред ним, друзья,
Нам и не нужно и нельзя.
А тот, кто лезет с поцелуем,
Тот выглядит, пардон, холуем;
Кто лезет с ним сниматься рядом,
Его съедает жадным взглядом
И тащит за собою жён —
Тот просто жалок и смешон…
Монтан гремит на всю Европу,
Спасибо, что приехал он,
Но вот лизать за это ж…,
Как говорится, миль пардон!
«Низкопоклонники» не остались в долгу и ответили «патриотам» в лице «Московского Иоанна» от лица «Гавриила Ленинградского»:
…Ты осуждал своих коллег,
С почётом встретивших Монтана, —
Но он достойный человек,
И, право, было б очень странно,
Когда б не встретила его
Москва, как друга своего.
Не спорим, были перехлёсты:
Ну, скажем, мог, в конце концов,
Быть сдержаннее Образцов —
Законно ставишь здесь вопрос ты…
Но ты хамишь. Подобный стиль
Давно пора бы сдать в утиль.
Ну, хорошо бы это было,
Когда б жене твоей в лицо
Сказали, что она кобыла,
И что всего одно яйцо
У мужа ейного в мошонке?..
Мы помолчим. Мы не подонки.
Мы не из тех, кого всегда
Чужая радует беда.
А попади под хвост вожжа нам,
И мы бы нашим прихожанам
Поведали, что Иоанн
Рождён, увы, от Соломона,