Черные ангелы
Шрифт:
— Вы серьезно? — удивился я.
— Напротив, призываю вас не делать глупости. Я смотрю на вещи реально и вижу мир таким, какой он есть. Помните, как у Стругацких? — Он кивнул на книжные полки. — Посидели на обочине и забыли кто карту, кто приемник, кто старое ружье без патронов. Надо отдать должное человечеству, оно доросло до того, что стало понимать, с чем и с кем имеет дело. И не рваться в драку. А правда заключается в том, что нам эти технологии специально подбрасывают.
— Как это так? — мы с Лехой от удивления переглянулись, уж казалось, чем нас еще можно удивить.
— А очень просто. Таким образом оккупируется наш мир. Нам показывают свое превосходство и говорят: 'Ребята, смотрите, что у нас есть, что еще может быть и что мы умеем'. Своеобразная промывка мозгов. Люди быстро
— Но это же нам выгодно?! — снова удивился Леха.
— Конечно. Каждый год появляется что-то новенькое. В последний раз подкинули новый планшетник.
— Да, мы его использовали, — признался Леха.
Я, правда, не понял, в каком смысле. И внимательно посмотрел на него. Он и ухом не повел.
— Я не уверен, что мы умеем делать хорошие копии, — согласился Арон Самуилович. — А глушители мыслей, то есть нейтрализаторы? Вы не могли знать, но первые глушители вообще делали человека невидимым, и предназначались для тайных операций.
— Нет, — сознались мы.
А Леха, не подумав, ляпнул:
— Ваша теория попахивает старыми газетами. Об этом уже сотни раз говорилось.
— Тогда мне с вами не о чем разговаривать. Идите и остановите прогресс! — воскликнул Арон Самуилович раздраженно.
— Пойдем напьемся?! — предложил Леха, поднимаясь из единственного кресла, которое было засунуто между столом, полками с книгами и окном.
— Идите, идите… наберитесь ума-разума! — не скрывая раздражения, произнес Арон Самуилович. — Только я вам ничего не говорил…
Арон Самуилович был потомственным санкт-петербуржцем. Мало того, всего его предки по мужской линии были корректорами, писателями и другими литературными деятелями, а его дед — главным редактором журнала 'Нева', все они были тонкой души люди и любили литературу. Арон Самуилович не достиг их вершин и остановился на должности книжного торговца. Наверное, он от этого и страдал. На стенах его коморки висели портреты всех писателей, которых он любил: и Миши Веллера, и Константина Веревкина, и В. О. Белоброва-Попова, и Макса Дубровина, и даже Михаила Леонтьева, хотя последний ничего не написал, но зато выказался по поводу и без повода на всю страну — во время незабвенных событий двадцать восьмого года, мол, 'вот, и настал наш исторический час', и тому подобное. Потрет же Владимира Пелевина я обнаружил в туалете, стыдливо прикрытый календарями. Наверное, Арон Самуилович на него молился, когда у него случался запор. А запор у него случался часто, потому что Арон Самуилович боялся дневного света и все время проводил в своем магазинчике, из которого мы с Лехой вышли.
Было душно. Сверкали зарницы. Над городом неслись тучи — низкие, рваные — жутко было смотреть. Ангел на Петропавловке беззвучно трубил в рог.
Глава 4
Смерть летчика
— Вот, что я думаю, — многозначительно сказал Леха, когда мы вышли от Арона Самуиловича, — лет семьдесят тому назад на США напал неизвестно кто.
— Почему, неизвестно? — удивился я.
Во-первых, у меня была своя точка зрения. Я считал, что это сделал Китай. Так писали в марсианских учебниках. Недаром США воевали с Китаем. По крайней мере, это была каноническая точка зрения. А во-вторых, в фразе крылось превосходство землянина, с чем я уже сталкивался в редакции. Некоторые снобы, например Лука, вообще считали себя небожителями и не опускались до профессионального общения с выходцами с Марса. Поэтому на Земле я старался ничем не выделяться. Святая простота — если Алфен говорил мне, что инопланетяне — это маленькие зеленые человечки, — я простодушно верил, потому что положение обязывало. Вот и все! Правда, это еще не значило, что я должен был точно так же верить огульным утверждения Лехи.
— Эх ты… — осуждающе произнес Леха. — Какой Китай?! Это инопланетяне до нельзя ослабили одного из противников, чтобы не было третьей мировой…
— Так ты считаешь, что и комета… как ее там — их рук дело?
— Насчет моей любимой кометы 'Урсула' ничего сказать не могу. А вот то, что 'они' американцам по морде дали — это точно.
— Да… и откуда у тебя такие сведения?
— Котелком иногда варить надо, — не без превосходства заявил
Я посмотрел на него и только хмыкнул. Старые земные байки. Дело в том, что Леха не обладал талантом аналитика. Сделать фоторепортаж, отснять какое-либо действо в любой горячей точке — вот в чем он был классным специалистом. Может быть, он чего-то не договаривал? Такой вариант тоже не исключался — все-таки он был коренным землянином, а нам марсианам было и невдомек. В общем, он заставил меня призадуматься. Даже если он прав, это мало что меняло, потому что у нас была своя история с блондинкой. И надо было в ней разобраться. А в истории семидесятилетней давности разбираться было сложно. Если инопланетяне действительно грохнули США, чтобы не было третьей мировой войны, да еще наслали на нее комету, то так тому и быть. Значит, земляне действительно докатились до ручки в том смысле, что в их дела вмешиваются неизвестно кто или божественное проведение. Может быть, поэтому Земля и пришла в упадок? В этой истории было рациональное зерно, но явно чего-то не хватало — понимания на уровне логики, потому что исторический опыт говорил всем нам, что таких явлений, как внеземное вмешательство, еще не было осознано человечеством и не было сделано соответствующих выводов. Поэтому, в общем-то, было над чем подумать.
По дороге в 'Крылья советов', я воспользовался таксофоном, с которого позвонил в редакцию. Таня Малыш подняла трубку и недовольным голосом произнесла:
— Да!!!
— Это я…
Голос сразу же изменился, словно она увидела у себя в сумочке пачку кредиток.
— Привет, я еще не освободилась!..
У Тани Малыш на уме всегда было одно и то же, а мысль о презервативах с пупырышками ее возбуждала. Наверное, она уже взмокла, подумал я.
— Ты так быстро убежала, что я забыл у тебя попросить, узнай о Севостьянове: где родился, женился, болел ли в последнее время. Чего мне тебя учить. Но главное, что произошло в Севастополе?
— Даже не знаю, что тебе пообещать…
Я едва не выругался в трубку и не погрыз ее от злости. Меня всегда бесили долгодумы и растяпы.
— Ключи у меня. Я буду у тебя в три, — напомнил я ей.
— Возможно, я задержусь…
В таком состоянии она способна была еще ехидничать. Смелой она бывала только по телефону.
— И адрес, — потребовал я.
Кажется, она впала в истерику. С ней иногда такое случалось, поэтому Алфен ее побаивался, а Леха забыл жениться. В трубке послышалось всхлипывание.
— Дорогая, ты плачешь? — спросил я, испытывая собственное терпение.
— Я не плачу-чу-чу… — ответила она. — Я-я-я…
— Ну?.. — спросил я тоном, которым обычно прерывал подобное развитие событий.
— Я переживаю…
— О чем?
— О нашей любви…
— Боже!.. — прошептал я, отстраняясь от трубки.
Она брала меня измором. Жалость — не лучшее чувство. Вот в таком вредном для здоровья климате я и жил последнее время. Недаром меня тянуло на Марс. Лехе надоело разглядывать витрину напротив и он стал бросать на меня красноречивые взгляды — действительно, мы безбожно опаздывали.
— Перезвонишь мне, — произнесла она, всхлипывая, — я попробую…
— Ну и молодец, — искренне обрадовался я и повесил трубку. — Заскочим в Смольный на пять минут, — напомнил я Лехе, когда мы уже пробегали по Садовому мостику. Под нами вспенил воду затаившийся крокодил. Справа переливалась всеми цветами радуги громадина Инженерного замка, и его золоченые шпили, словно плыли в дождевых облаках. Доносилась музыка. На фоне неба верхушки пальм застыли, как символ перемены климата. Я так и не привык к этому пейзажу, потому что любил открытые марсианские пространства, где глазу ничего не мешает. Таврический 'сад' представлял собой непролазные джунгли, откуда слышались гортанные крики попугаев и еще каких-то тварей. Накануне в нем пропал стажер нашей газеты — Люда Ляшова, забредшая сюда в поисках материала о современной фауне. Может быть, виной всему был старина саблезубый? Она была абонафмом — специалистом, изучающим жизнь на верхушках деревьев, носила с собой веревочную лестницу и альпинистский арбалет. Даже бесстрашный Лука боялся сюда сунуться. Я подумал, что, может быть, такая же участь постигла Мирона Павличко? Кто знает? Мы обошли 'сад' стороной и вышли на Тверскую.