Черные чернила

Петерсон Хельга

Бо-о-оже. В нём снова включился волчара в шкуре ягнёнка. Келли закатила глаза.

– Это всё, что ты запомнил? – Она полностью развернулась на сиденье, поджала под себя ногу и села боком.

Джип остановился на светофоре. Артур повернулся к ней и в открытую посмотрел так, будто она только что сказала нечто идиотское.

– Ты всё еще не загуглила разницу между воздержанием и импотенцией? – Он многозначительно дёрнул бровью.

Засранец. Келли хохотнула и отвернулась.

– Точно. – Она прочесала пальцами влажные волосы. – Я это запомню.

Все

самцы одинаковые. А красивые – вообще что-то ужасное. Выглядят как грех, ведут себя так же, но у них это получается настолько естественно, что и не придраться. Возмутительно-восхитительное сочетание.

– Так как? – Впереди загорелся зеленый, и джип двинулся дальше сквозь дождь. – Не расскажешь? – Артур постучал пальцами по рулю.

Келли снова бессознательно протянула ладони к вентилятору. Ох уж этот стрип. Не стоило вообще об этом писать, хотя она и не ждала, что встретится с ним лично и придётся отчитываться. Жаль, думать наперед так никто и не научил. Так что теперь нужно как-то выкручиваться. Она покусала губу.

Хотя с татуировками всё логично. Даже врать не придётся.

– На самом деле всё просто. Мой отец – художник. – Келли машинально потёрла ноющее колено. – У тебя отцовские волосы, а у меня отцовские руки. Я рисовала сколько себя помню.

– Но ты вообще танцевала? Откуда эта идея?

Дерьмо. И нужно было ему так зацепиться за эту мысль… Она напустила на себя всё возможное безразличие.

– Танцевала, но ничего конкретного, – невыразительно пожала плечом. – Моя мачеха – учитель танцев, так что творчество в моей семье идёт с обеих сторон.

Артур на мгновение отвлёкся от дороги и повернулся к ней.

– Мачеха? – Густые чёрные брови сошлись на переносице. – А где мать?

Из груди вырвался тихий выдох облегчения. Хорошо, что он так непринуждённо переключается с темы на тему. Эта, по крайней мере, в силу срока давности не так сжимает глотку, как тема танцев.

– Это грустная история, которую ты не захочешь слушать от почти незнакомого человека, с которым разойдешься через пять минут. – Келли легко отмахнулась. – Придётся сочувствовать, делать вид, что не плевать…

– И всё-таки? – Он плавно свернул в поворот.

Упрямый!

Размытый вид улиц за окном сменился на более близкий и знакомый. Келли снова подперла щёку и без смущения уставилась на красивый профиль с горбинкой на носу.

– Мне было пять, у неё был рак, и мы не станем об этом говорить. Я мало что помню. Но мачеха у меня отличная. Мы с ней подружились, так что здесь нет никакой трагедии: в кладовой меня никто не запирал и зерно перебирать не заставлял. – Она намотала на палец прядь волос. – Ну а ты? Почему гитара? Ты, случайно, не поёшь?

Лучше всего он переводит тему, когда на него вот так беззастенчиво пялишься. Да и пялиться на него приятно… А Артур снова на секунду отвлёкся от дороги и иронично ухмыльнулся.

– Если бы ты хоть немного поинтересовалась нашей группой, знала бы, что я не пою.

Остряк.

– Ой, ну всё, контрольный в голову! – Келли деланно закрыла лицо рукой. – Умираю!

Он низко

рассмеялся. Этот смех отразился мурашками на коже, Келли подавила подступившую дрожь…

– Язва. – Артур протянул руку и легко ущипнул её за бедро.

Тёплые пальцы обожгли кожу сквозь ткань колгот. Совсем не больно. Но в этот раз дрожь прошла по телу, как от удара током. Вот же чёрт его дери!

– Эй! – Келли размахнулась, чтобы ударить его по пальцам.

– Сама напросилась. – Он развернул руку ладонью вверх и успел поймать её запястье. Горячий капкан сомкнулся. Кожа, кажется, раскалилась, дыхание перехватило…

Но Артур тут же разомкнул пальцы и снова положил руку на руль.

– И отвечая на твой вопрос: я не знаю, почему гитара, – продолжая смотреть на дорогу, как ни в чём не бывало снова заговорил он. – Так сложилось. Увидел в детстве по телеку Кита Ричардса с гитарой, и всё как-то закрутилось… – В его голосе так и осталась звучать улыбка, как эхо после смеха. – Еще немного играю на ударных, но не профессионально. Хорошо помогает сбросить лишнюю энергию. – Он снова вывернул руль, и пикап выехал на Уайн-стрит. – А поёт и пишет тексты у нас Люк. Моего голоса хватает только на бэк. До того, как мы попали на Глостобери, я еще и преподавал игру на гитаре.

Он замолчал. Но пазл в голове не сложился.

– Ты? Учитель? – Келли удивлённо присвистнула.

– Что, не похож? – Он широко улыбнулся. – У меня было три ученика, но после того, как начались серьезные туры, пришлось выбирать, что важнее. Одного ученика я всё-таки смог оставить, его родители были не против моих разъездов.

Кто бы мог подумать, глядя на этого человека, что он еще и преподаёт?

– Значит, ты реально хорош. – Келли нервно смахнула с шеи выступивших мурашек. – Жаль, что не поёшь. Вокалистов любят. Мог бы ловить женское бельишко со сцены.

Он иронично фыркнул.

– А я его и так ловлю.

– Ну кто бы сомневался. – Келли не смогла сдержать ответную ухмылку. Губы сами расползлись в стороны.

А Артур оторвал руку от руля, на секунду повернулся и отсалютовал.

Засранец. Чёртов обаятельный засранец. У более слабой личности колени уже превратились бы в желе, а в животе разросся булыжник. Келли прикусила губу, отвернулась к своему окну и уставилась на размытую улицу. Попыталась перестать улыбаться, но не получилось. Даже она уже почти попала под влияние этой непринуждённой сексуальности. Спасает только трезвый взгляд на мир.

Но, кажется, тот самый булыжник шевельнулся где-то под желудком. Вот же дерьмо…

– Так, приехали, – внезапно прозвучало со стороны. – Не знаю, где у тебя парковаться, так что остановимся здесь, и я тебя провожу.

Келли вздрогнула, посмотрела в лобовое стекло, очищенное от воды, и только сейчас очнулась. Хай-стрит. Еще пара десятков футов, и покажется дверь в здание с мастерской. Самое время, мать его. Сбежать под дождь, избавиться от булыжника.

– Можешь остановиться прямо сейчас, и я сама дойду до дома. – Она осторожно спустила ногу с кресла и подобрала с пола зонт.