Черные гремлины
Шрифт:
Вскоре от холода и усталости я начал засыпать на ходу. Вдалеке возникали смутные силуэты, а при попытке их разглядеть тут же растворялись в пеплопаде. В конце концов, мне даже начали мерещиться звуки. Я прислушивался к ним, и, к удивлению, начал различать отдельные слова. Голоса раздавались все громче, пока я не понял, что они настоящие.
С новыми силами я бросился сквозь пеплопад, волоча за собой Ежи.
– Подождите! Подождите меня!
– кричал я.
Впереди показался огромный силуэт. Чем ближе я подбегал, тем отчетливее он становился, пока не превратился в
Моя радость угасала по мере их приближения. На этих гремлинах было много побрякушек, их покрытая шрамами шерсть была серой, а в лапах они держали дубинки и острые копья. Пираты.
Только не снова. Я не хотел сидеть за веслом, не хотел отдавать больного друга в лапы плохих гремлинов. Надо исчезнуть, пропасть или стать таким маленьким и незаметным, чтобы они не увидели меня, не учуяли мой запах и не услышали моего испуганного сопения.
Я задержал дыхание. Что-то начало меняться в моем теле. Эти изменения ощущались повсюду: в легких, в шерсти, в мышцах, они слегка повлияли на то, как я стою, как дышу и как пахну. Я не шевелился, боясь что-нибудь нарушить и разозлить приближающихся пиратов.
Хищно улыбаясь, четверо пиратов остановились в двух прыжках от меня. Все они были крупными, поджарыми и мускулистыми. Плечи самого большого укрывала шерстяная накидка. Приглядевшись, я с ужасом понял, что накидка сделана из кожи и шерсти других гремлинов.
– Неужели показалось?
– почесал ухо самый большой из них.
– Вон, даже мешок валяется. Не сам же он приполз?
Он смотрел сквозь меня.
– Призраки, - поежился гремлин слева.
– Бурошкур, надо уходить.
– Я сам решу, когда и что делать, - осклабился пират по имени Бурошкур.
– Сваливаем, мешок возьму с собой.
Он пошел прямо на меня. Я отпустил узел и шагнул в сторону, пропуская пирата. Бурошкур прошел на расстоянии вытянутой лапы: я вдохнул его запах, разглядел шевеление обгорелых шерстинок на его хвосте и оценил размеры его дубинки, а он даже не повернул головы.
Неужели он не видит меня? Я с удивлением посмотрел на свои лапы и едва различил их очертания. Они полностью сливались с пеплом, переняв его окрас и неровность. Все мое тело стало таким.
Я исчез.
Бурошкур небрежно пошарил в узле, довольно хрюкнул, обнаружив колбу с зефиром, и потащил добычу на корабль. Остальные пираты поплелись за ним, оставив меня наедине с бурей.
Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ними. Я старался поддерживать свое новое состояние, ни на миг не ослабляя концентрации. Страх помогал мне в этом.
На борту корабля сажей было написано "ГОРЕЛОЯ". Вот глупые, это слово пишется вовсе не так. Когда пираты приблизились, с палубы скинули веревочную лестницу, и серые полезли наверх. Стараясь не шуметь и не привлекать внимания, я вскарабкался последним. Пираты с интересом ковырялись в узле и хрустели зефиром из колбы, не замечая меня.
Оставаясь невидимым, я отправился на поиски укрытия. "Горелоя" была
Шкура прикрывала пробоину, которая вела в пустое пространство между внешними и внутренними стенами каюты. Именно там я и спрятался. Мои лапы вновь стали медно-коричневыми, поэтому я затих и прислушался. Отсюда было отлично слышно, о чем разговаривали пираты.
На "Горелой" оказалось всего четыре серых. Капитана звали Бурошкур, и он был очень злым, настолько, что не мог спокойно говорить, только ревел и хрипел. Мне даже отсюда было страшно слушать его ор. Я твердо решил не попадаться Бурошкуру на глаза.
Двух других пиратов звали Кнот и Бонти. Они тоже были свирепыми, но рядом с Бурошкуром старались сдерживаться. Разговор их проходил примерно вот так:
– Сваливать надо, Бурошкур, - гнусавил Бонти.
– В лоб захотел?! Это моя посудина, мы ее не бросим!
– ревел в ответ капитан.
– Но корабль наглухо вмерз. Мы уже пробовали его откапывать, - вздыхал Кнот.
– В глаз давно не получал?! Я че-нить докумекаю и все будет пучком!
– буянил Бурошкур.
Четвертый пират молчал, и я о нем так ничего и не узнал. Изредка он кашлял, Бурошкур всегда замолкал в такие моменты.
Но гораздо было интереснее то, о чем они говорили. Оказывается, прошлой ночью все гремлины услышали голос в голове. Он сказал: "Меня зовут Ниро, я владычица воли. Конца мира больше нет. Идите на мой голос, здесь вы найдете спасение". Именно поэтому большинство пиратов собрали пожитки и ушли, а гребцы просто разбежались. Только Бурошкур с тремя товарищами остались на "Горелой".
Я вспомнил розовую гладкошерстную гремлиншу с Обсидианового острова. Ниро, владычица воли. Похоже, ночь назад ее голос слышали все, кроме меня.
Дверь каюты распахнулась, и внутрь ввалился Бурошкур. Я разглядывал его через узенькую щель в досках, стараясь дышать ровно и тихо. Капитан пиратов был очень зол: он схватил палку и запустил ее в стену. Палка ударилась рядом с моим убежищем, и я чуть не взвизгнул от неожиданности.
Бурошкур велел Кноту и Бонти убирать пепел с палубы, а сам завалился спать. Узел с Ежи и колбу с зефиром он притащил сюда же и положил рядом. Не прошло и нескольких вздохов, как от его храпа задрожали стены. Кто-то надрывно закашлял в трюме.
Я зевнул. Здесь было тепло и уютно. Вот бы всегда так было.
Меня разбудили стук молотков и скрежет пил. Корабль трясло: вовсю шла работа. Я посмотрел в щель: Бурошкура видно не было, значит, можно выбираться.
Но сначала...
Я посмотрел на свои лапы и сильно-сильно захотел исчезнуть. Стать невидимым, неслышимым, незаметным. Чтобы никто меня не обнаружил, никто со мной не заговорил. Я старался выкинуть из головы все лишние мысли, и вскоре у меня получилось: по телу прокатилось знакомое ощущение изменения, и лапы пропали.