Чёрные Мстители
Шрифт:
– Вот он!
– крикнул вдруг дядя Степан и, пришпорив своего коня, помчался наперерез большой группе красноармейцев, удиравшей к лесу.
Маша отчаянно взвизгнула и врезалась в самую гущу буденновцев, пронзая их шашкой - одного за другим, сшибая врагов грудью своего могучего скакуна. Кольцо буденновцев дрогнуло, на мгновение расступилось и пропустило дядю Степана с Машей.
– Вот ты где, собака красная!
– крикнул дядя Степан, взмахнув сверкающей шашкой над головой командарма Буденного. Но в то же мгновение сбоку налетел всадник, и зарубленный
Выстрелом Маша сбросила на траву красноармейца, зарубившего дядю, и пустилась в погоню за удирающим командармом, но подходящий момент был уже упущен: буденновцы окружили своего предводителя и плотной толпой неслись к лесу.
Увлеченная погоней, Маша не заметила, что она одна скачет за добрым десятком буденновцев, размахивая своей маленькой шашкой.
Вскоре это заметили и буденновцы. Внезапно повернув взмыленных, горячих коней, они окружили Машу, и прежде чем та успела сообразить, что же произошло, ее шашка со звоном отлетела прочь.
– Живьем взять!
– раздался чей-то властный голос.
Стиснутая с обеих сторон вражескими конями и обезоруженная, Маша, помимо воли, мчалась вперед.
"Вот так штука!
– думала она про себя.
– Хотела поймать Буденного, и сама угодила ему в пасть".
Увлекая за собой пленную Машу, отряд скрылся в сгустившейся темноте леса.
Глава 18. В Когтях у Будённого.
В селе Яблонном сегодня было необычайно шумно. Десятки пьяных красноармейцев с бутылками самогона в руках шатались по улицам, горланя песни. В занятых буденновцами хатах шел пир, тут и там закипали ругань и драки. Что это? Никакого праздника, даже самого маленького, в этот день не было, а пьянствовали так, словно бы праздновали день первого мая или же день рождения Ленина. Ворота крестьянских хат были закрыты наглухо, а их хозяева старались не попадаться на глаза свирепым гулякам.
Но самый богатый пир был в небольшой и скромной крестьянской хате, где за столами, в ряд, сидели люди в островерхих монгольских шапках, а в центре стола - крупный мужик с пышными казачьими усами. Здесь стаканами, словно воду, пили мутный самогон. Лица у всех за столом были пьяные и угрюмые, никто не улыбался. Казалось, будто покойник лежал на столе. Хозяева, не принимавшие участия в пирушке, со страхом наблюдали за тем, что происходит у них в горнице.
Здоровенный мужик с казачьими усами, будто горькое и отвратительное лекарство, глотал самогон и мрачно оглядывал пространство вокруг себя. Хмель, явно, не брал его. Через головы собутыльников он смотрел в потолок и зло повторял:
– Будь я проклят, если когда-нибудь попадался так глупо!.. Если бы только эта подлая тварь Маша Григорьева попалась сейчас ко мне в руки!.. Клянусь, я бы ее на ремни порезал!..
Он, выхватив шашку, рубанул ею по столу, разрубив пополам жирную кулебяку и опрокинув графин с самогоном.
Сидящий рядом с грозным командармом адъютант Петренко утешал его пьяным голосом:
– Не сердитесь так,
– и он погрозил кому-то воображаемому кулаком.
Будённый, повернув голову, оглядел его мрачно, но ничего не ответил. Потом, вдруг, словно проснулся:
– Гей, Голопуз, где та сучка, что скакала за нами, будто безумная?
– Вона туточки, Семён Михайлыч!
– живо отозвался Голопуз, с трудом поднимаясь из-за стола.
– В чулане лежит, приказу твоего дожидается...
– Тащи ее сюда, живо!
– Слухаю, Семён Михайлыч!
В глазах у Будённого вспыхнули жестокие огоньки.
– Посмотрим, что она запоет тут...
Красноармейцы расступились. Связанную Машу вывели на середину хаты и поставили перед командармом.
Прекратив пирушку, все с интересом оглядывали девушку с головы до ног, словно невиданную заморскую диковинку. Маша была в потрепанном белогвардейском обмундировании.
– Эй ты, соплячка, - начал командарм, глядя на Машу в упор, - кой черт тебя гнал за нами? На тот свет захотела?..
– Если я соплячка, то ты свинья, плебей, который обокрал своего господина, и который возомнил о себе, что он сам теперь господин, - спокойно отрезала Маша, с любопытством оглядывая
бандитское сборище.
– Цыть, сучка! Я - Будённый!
– гаркнул командарм, который от удивления аж привстал с места.
– Благодари Бога, собака красная, что мои руки связаны, а то бы я тебе показала!
В комнате стало так тихо, что слышно было, как мышь шкребется где-то в глубине, под полом. Каждый из сидевших за столом, испытывал сейчас только одно желание: встать и незаметно уйти.
Но Будённый неожиданно улыбнулся:
– Во дает! А?.. А ну-ка, развяжите ей руки...
Удивлённую Машу мигом освободили от веревок. Она не торопясь стала растирать затекшие руки.
– Ну, и чего же ты не казнишь Будённого?
– усмехаясь, спросил командарм, вытягиваясь на стуле и кладя руку на эфес шашки.
– Ну, что же тебе мешает?
Маша вспыхнула:
– Ты - трус и бандит, по которому давно веревка плачет!
Будённый выхватил пистолет из кобуры своего адъютанта и, выстрелив через голову Маши, зло усмехнулся:
– Вот это я понимаю: сама стоит под виселицей и кому-то еще угрожает. Что же с ней делать, хлопцы?..
– В расход пустить, - отозвался чей-то голос.
– А зачем в расход?
– пожал плечами Будённый, - девка смелая, отчаянная. Пусть к нам переходит.
– Эй, девчонка, - крикнул один из будённовцев, - иди на службу к Семену Михайловичу! Смельчаки нам нужны.
Маша гордо выпрямилась:
– Я - казачка, дочь офицера, и служить коммунистам не стану. А с Будённого я при случае стащу штаны и выпорю как мальчишку...
Это было уже чересчур. Будённый на минуту опешил. Он молчал и обдумывал услышанное. Потом крикнул:
– А ну, Битюк, всыпь ей полсотни горячих и повесь за ногу на