Черные начала. Том 8
Шрифт:
— О том, что дети после бессонной ночи действуют тебе на нервы?
— Блин, это было близко, посмотрел я на Люнь, улыбнувшись.
Она улыбнулась в ответ, взъерошив призрачной рукой мне волосы.
— А ты как думал? Я с тобой уже столько, что многие вещи наперёд знаю.
— Это уж точно… — пробормотал я с усмешкой. — Но я думал о другом. Взгляни на детей, на них не действует эта хрень. Они, наоборот, стали веселее и активнее, противоположность всем нам. И тот старик Ёсим. Он единственный из взрослых, кто выглядит
— Может дело в интересе? — предположила Люнь.
— В смысле?
— Ну… дети, они далеки от этого. Да, они знают, что золото — это очень хорошо, но для них это всё равно что-то очень далёкое, а Ёсин… он старый, вся жизнь позади, ему это не интересно и по сути его единственная цель — служить.
— А мы все знаем ценность и заинтересованы в нём, так?
— Ага.
— Но на меня же это действует.
— Разве? Я имею ввиду, настолько сильно, как и на других? Да, тебя оно пленит, но потому что ты понимаешь всю ценность и для тебя золото остаётся золотом, однако куда слабее, чем других. В разы слабее.
— И… что предлагаешь? — спросил я.
— Ничего. Пока что просто наблюдать за ними, — предложила она.
Ужасы ужасами, а караван продолжал свой путь через пустыню. Днём все эти ужасы выглядели не столь значимыми, просто чувствовалось всеобщее раздражение, очень сильная напряжённость среди охраны, которые бросали косые взгляды на меня и детей. Собственно, я тоже недобро косился на них, всем видом показывая, кто здесь главный, чтобы не говорил мальчишка.
Зато ночью становилось совсем не по себе. То и дело, окидываешь взглядом ночью округу и видишь фигуры охранников, которые стоят и пялятся в пустыню, будто увидели там что-то интересное. Или бродят по округе, как зомби, которые потеряли всякий смысл и цель. И чем больше мы везли это золото, тем хуже становилось.
Аура в караване становилась настолько давящей, будто наполненной чем-то неизвестным и опасным, что я чувствовал себя здесь… лишним, как бы странно это не звучало. Словно всем им было что-то известно, какая-то тайна, о которой я не знал. Или как единственный ещё не сошедший с ума, когда все остальные уже давно обезумели.
И пока что без прибегания к насилию, единственный вариант, который я видел, было поговорить с тем, кто ещё достаточно адекватен и имеет хоть какое-то влияние в караване, чтобы всё изменить.
— Ёсим, на пару слов, — позвал я старого бедуина во время одного из привалов.
— Да? — он выглядел уставшим. Нет, нормальным, спокойным, но уставшим, будто ему приходилось слишком много работать. — Ты по поводу того, что происходит, да?
— Ты уже заметил это? — невесело улыбнулся я.
— Сложно не заметить, что атмосфера изменилась после того, как мы посетили то судно и забрали золото, — вздохнул он.
— Я и хотел об этом поговорить. Надо что-то делать.
— И что мы можем сделать? — спросил
— Это всё из-за золота, и с ним что-то не то. Оно то ли проклято, то ли… — я хотел сказать, что его пропитало зло и ненависть, которая отравляет нас, но подумал, что это будет слишком сложно. — То ли проклято. Надо избавиться от него.
— Избавиться? — его сухие губы тронула кислая улыбка. — От нескольких сундуков золота? Кто нам сейчас позволит?
— Или мы не доедем, — ответил я и огляделся. — Кстати, мы свернули с маршрута, да?
— Да, пошли немного другим путём. Мой господин решил обойти одну область, чтобы избежать проблем.
— Но мы не сильно свернули? Караван отвернул практически на девяносто градусов, словно уходим вообще от прежнего пути.
— Да, но… — Ёсим неуверенно замялся.
Я прищурился. Так, кому-то известно, что это явно не к добру, но он нихрена ничего не сделал…
— Ты же знаешь это, не так ли? Что твой господин немного того, свихнулся, как и все остальные. Но ты его не остановил.
— Я верен своему господину.
И тут я почувствовал упрямство. Нет, хуже, я почувствовал верность, как у собаки, которая готова идти за хозяином куда угодно, даже если он будет жрать людей.
— Мы уходим глубже в пустыню, чёрт знает куда и зачем, и ты знаешь, что это верная смерть. О какой верности ты говоришь, когда видишь, что твой господин идёт на верную смерть, но не останавливаешь его?
— Я не могу перечить его слову.
— Правильно ли я понимаю. Ты видишь кружку с ядом, из которой он хочет выпить, и ты его не остановишь. Будешь смотреть, как он пьёт, умирает на твоих руках, а всё потому, что решил не перечить. Ты точно его верный слуга, Ёсим?
Кажется, его это задело.
— Я готов умереть ради своего господина.
— Так умри. Умри, если потребуется, но спаси его. Сейчас это не твой господин, не тот расчётливый юноша. Можешь считать, что он болен. А значит, ты должен спасти его и взять власть в свои руки, пока он не придёт в себя, — тихо произнёс я. — Золото убивает всех, медленно сводит с ума, значит надо от него избавиться...
В этот момент я боковым зрением поймал движение в десятке метров от нас. Там с каким-то туповатым отсутствующим видом там стоял один из охранников, пялясь на нас.
— Тебе что-то надо? — спросил я резко.
Тот не ответил, лишь покачнулся слегка в сторону и убрёл. Не ушёл, а именно убрёл своей дорогой. Мы оба проводили его взглядом, после чего переглянулись.
— Сейчас ты сам это видел, Ёсим. Поэтому или ты поговоришь с ним об этом, постараешься как-то повлиять, или я сам всё сделаю.
Старый бедуин вздохнул.
— Я поговорю с ним, — сдался он. — Сегодня вечером обсужу то, что происходит.
— Если это не поможет, я сам решу этот вопрос, — предупредил я.