Черные начала. Том 8
Шрифт:
— Мастер? Мастер Чёрная Лисица? — позвал я её тихо.
Она промолчала. Я уже было думал, что Лисица не ответит, и обошёл её, зайдя в воду, когда раздался тихий голос.
— Я не твой мастер, Юнксу.
— Эм… но у меня нет других мастеров, Чёрная Лисица, — развёл я руками, неловко улыбнувшись. — Вот только вы и есть. Мне не нужны другие.
— Преданность, достойная собаки, — бросила она и… это было обидно.
— Не обращай внимания, — тут же мягко сказала Люнь. — Она многое пережила и сейчас специально пытается тебя задеть, чтобы оттолкнуть. Ей стыдно подпускать тебя к себе ближе.
О-окей… Нет, окей, я знал людей, которые
— Это не преданность, — заметил я. — Это элементарное уважение к человеку, который, можно сказать, подарил мне в этом мире жизнь.
— Вот как… — хмыкнула она. — Но я не заслуживаю уважения.
— Блин, Чёрная Лисица, о чём вы? Типа недостойны быть моим мастером? Да я до сих пор на ножках бегаю благодаря вам.
— И бегал бы дальше, — ответила она негромко.
— Я не пойму, вам просто настолько стыдно или что? Ну нарядили вас как шлюху, ну бывает. Меня вообще в рабство забрали и заставили сражаться насмерть и ничего, жив-здоров.
— Рада за тебя, но ты не способен меня понять.
— Ну вообще да, не способен понять, ведь вы ничего мне объяснить не можете. Это чисто женская логика ничего не объяснять, но делать вид, что никто вас понять не может. Мастер?
То есть проблема не в психике. Ну я имею ввиду, что она не сломалась психологически и не поехала крышей, что уже слава богу, иначе проблем было бы очень много. Тогда что? Внутренние заморочки? Пропала воля к сопротивлению? Да, похоже на то, но какого хера? Я же её спас уже!
— Не трогай меня, Юнксу. Оставь в покое и… и лети, куда летел.
— Да что с вами?!
— Ничего. Вот именно, что теперь уже ничего, — пробормотала она.
— Так какого хера?! — уже я поднял голос. — Или вы думаете, что раз дали слабину, то всё, миру конец?!
— Слабину? — прошипела она и, резко обернувшись, показала свои ногти. — Посмотри на меня! Посмотри во что я превратилась!
— В кого? В шлюху? А тебя ипали?
— Нет! — возмутилась она.
— Так какого хера ты тут страдаешь?! Млять, Лиса, меня бесчисленное количество раз пытались убить! Я несколько раз находился в миллиметрах от смерти! Я заглядывал в глаза такому ужасу, что тебе и не снилось! Меня пинали, били, резали, травили, я два раза уже оказывался в рабстве, я сражался в гладиаторских боях, как раб, сидел в темнице, меня пьяного отпинали в подворотне, меня сожрал сраный дракон, из-за шрамов меня пугаются люди, у меня не проходит мигрень, мучают ночные кошмары каждую ночь, биткоин наверняка уже дешевеет, а под конец прямо из-под носа у меня украл огромную силу и великое наследие одной из величайших сект сраный енот, выставив меня не просто идиотом, а конченным имбицилом! А ты мне говоришь, что страдаешь из-за сраных ногтей! Не надо мне сейчас рассказывать, как тебе плохо!
— Но ты не сдался… — ответила она негромко.
Так вот в чём причина…
Я едва не протянул долгое «а-а-а-а-а.. понятно…».
Я знаю такой вид людей, эдакие идеалисты, которые не прощают вообще никаких слабостей никому и никогда, включая самих себя. Особенно себя. Ну типа человек вместо того, чтобы бороться, допустим, выбрал покориться, и теперь считает это своим наказанием за слабость, и готов заниматься самобичеванием всю оставшуюся жизнь.
Вот что-то подобное я видел перед собой
Чёрная Лисица не могла простить себя за слабость.
— А вы сдаётесь прямо сейчас.
— Я сдалась ещё когда была там, во дворце, — выдохнула Лисица, задрав голову к небу. — Сдалась, лишь бы мои мучения и унижения закончились вместо того, чтобы бороться. Склонила голову и стала тем, кем они меня называли — шлюхой.
— Ну вас же…
— Я… мне тошно от самой себя… Я не заслуживаю того, чтобы быть вообще зваться чьим-то мастером, — она посмотрела на меня с болью в глазах. — Я испугалась. Испугалась, что меня будут насиловать, и опустила руки вместо того, чтобы бороться дальше. Подумал, что лучше лечь под одного толстяка, чем меня будут насиловать десяток грязных охранников. Променяла честь и гордость на… на всё это… Я не могу зваться после такого твоим мастер. Я… я даже не последовательница Вечных, я просто шлюха, та, в кого меня и нарядили…
— То есть вы считаете, что теперь не имеете права на слабость? — негромко спросил я.
— Это не слабость. Я…
— Испугались, что вас изнасилуют? Любой бы испугался, даже я, — особенно я. — Вы забываете, что там вообще не было иного выхода, и вам просто пришлось сделать выбор из того, что было.
— Я теперь не могу смотреть на себя, зная, что… что предпочла быть шлюхой, просто предпочла смириться, а не драться насмерть…
— Чёрная Лисица…
— Я не Чёрная Лисица. Что тогда, что сейчас… я просто предпочла быть жертвой… — с какой-то натугой пробормотала она и посмотрела на своё отражение, после чего с какой-то ненавистью произнесла. — Как же я себя ненавижу…
С этими словами она схватилась за цепочку, что шла у неё от носа к уху и…
И вырвала её нахрен.
Брызнула кровь, и Лисица расплакалась. Но вместо того, чтобы остановиться, она схватилась за серьги на ушах и… тоже вырвала их нахрен, тихо вскрикнув. А потом принялась выдирать вообще весь пирсинг, который был на её лице. И едва закончился пирсинг, она взялась за золотые ногти, вырывая их зубами, пока не остались лишь голые окровавленные пальцы. И с каждым вырванным золотом из тела она произносила одно и тоже — ненавижу.
Меня даже слегка передёрнуло от такой картины.
Я молча наблюдал за тем, как она вырывает из себя на живую всё золото, пока не осталось ничего. После этого Лисица просто стояла и плакала, истекая кровью, которая капала в воду и растворялась в неё разводами.
Как легко сломать человека… любого из нас, стоит поместить его в безвыходное положение. Что ей было выбрать? Быть выипаной султаном добровольно и может даже мягко и нежно, получив нормальную жизнь, или жестоко и без всякого профита грязной солдатнёй, и чтобы это повторялось до конца её дней?
Я не женщина, но мне кажется, выбор достаточно очевиден — из двух зол всегда выбирают наименьшее.
И тем не менее…
— А я вас очень даже люблю. По мне вы лучший мастер, какой только может быть, — мягко и с теплотой, которую испытывал к этому человеку, сказал я. Подошёл к Лисице и обнял её. — Мастер, который волновался об ученике, чужом человеке, больше, чем за себя. Заботился, когда тот слёг с болезнью, заступался, когда было легче оставить, и отправился его искать, когда проще было забыть.