Черные небеса
Шрифт:
Мамочка выполнила рисунок быстрыми короткими линиями, и они складывались в неуловимый переменчивый образ хищника — живого воплощения кары небесной и, одновременно, в облик измученного напуганного существа, протягивающего руку в жесте полном отчаяния.
«Она настоящий художник, — подумал Ной. — И она… жалеет их».
— Страхоморда, а? — спросила Мамочка.
Ной вздрогнул и оторвал взгляд от листа.
— Да. Но вам ведь жалко его, правда?
Мамочка нахмурилась.
— С чего ты взял?
— Я увидел это здесь. Настоящий художник не может врать.
Она взяла со стола рисунок и поднесла ближе
Ной повесил сумку на плечо.
— Я пойду, — сказал он. — Храни вас Бог!
Он дошел до двери, когда Мамочка окликнула его.
— Ной!
— Да?
— Ты. Говори мне — ты.
Практика! Ной не верил своим глазам. В форме зачисления отдельной строкой Караско вписал, что принимает его на практику. Ни на работу, ни в команду — на практику…
Ной стоял перед девушкой, которая занималась утром его бумагами, и уши его пылали. Она быстро стучала по клавишам, избегая смотреть на молодого человека, который, казалось, вот-вот готов был сорваться и закричать. Она помнила, каким гордым и высокомерным он вошел в кабинет десять минут назад, и как изменился в лице, услышав из ее уст то, что написал Караско. Хорошо еще, что в обморок не упал.
Ной почувствовал дрожь в ногах и сел. Это было немыслимо. Караско сам говорил, что Поиск не нуждается во временных людях. Ведь это он говорил, что не надо пробовать. И тут — на тебе! — практика. Можно было списать все на ошибку, на спешку, в которой Караско заполнял бумаги, но эта отдельная строка… Он написал отдельной строкой.
Ной не знал, как к этому относиться, в какой-то момент он решил просто взять и молча выйти, хлопнув дверью. Но что-то удержало.
«Говори мне — ты», — сказала Мамочка.
Из здания Поиска Ной вышел в крайнем раздражении.
Бессмысленная бюрократическая волокита высшей школы подействовала на него успокаивающе. В отличие от девушки в приемной Поиска, там никто не удивился направлению на практику. Глава отдела выпускников даже отечески хлопал Ноя по плечу, утверждая, что тот принял правильное решение. Не стоит торопиться с выбором. Нужно осмотреться, попробовать себя, приобрести опыт. Жизненный опыт, которого так не достает современным молодым людям. Ной ходил из отдела в отдел, и постепенно обида на Караско слабела, отступала на второй план, сменяясь мрачной решимостью заставить злокозненного начальника оперативного отдела понять, какую ошибку тот совершил, поступив с Ноем так подло. Он поймет, с кем имеет дело. И раскается. И примет Ноя в команду.
Постепенно его мысли все больше уходили в сторону. Ной подумал о мрачном, жутком подземелье, в которое предстояло спуститься оперативной группе. Что они там найдут? Какие еще кошмары поджидают их там — в темноте? Эти тараканы — они так похожи на людей. Так кощунственно похожи. Было бы лучше, если бы они выглядели так же мерзко, как и их поступки. А еще этот рисунок Мамочки. Страх и жалость. Ной почувствовал, что окончательно запутался.
«Надо будет порасспросить Танка», — подумал он. Танк казался добрым. Он мог бы ответить. Мог бы объяснить.
Смеркалось, когда Ной вышел из школы. В душе все еще было неспокойно, и возвращаться домой не хотелось. Мама наверняка почувствует неладное и начнет расспрашивать, он сорвется,
Скучные люди со скучными историями.
Ной с сомнением взглянул на дырявую штанину, покачал головой и стал осторожно спускаться по скользким ступеням.
Он пришел раньше на полчаса. Обычно в это время еще никого не было, кроме батюшки Михаила. Ной намеревался поговорить с ним без помех, излить душу, умалчивая, разумеется, о происшествии в коллекторе. Выслушать слова утешения и окончательно оставить позади обиду на Караско. Но, когда он вошел в комнату, где собиралась группа, там уже сидела девушка. Незнакомая девушка.
Семь стульев стояли кругом в пустом помещении. Она устроилась на том, что ближе к окну и смотрела на улицу. Ной застыл на пороге, пораженный тем, что увидел. Слова застряли у него в голове, перемешались, и он все никак не мог выбрать нужное — то, которое подходило бы ей. Красивая? Нет, не то. Прекрасная? Опять не то! Ее вид завораживал, даже пугал; и вдруг стало тепло и пусто в груди.
Узкое лицо с огромными глазами и маленьким тонким носом; яркие губы. Темные волосы не доставали до плеч и в желтом, разбавленном свете лампы казались почти черными. Одной рукой она опиралась на спинку стула, другая лежала на коленях; под тонким свитером проступала грудь. Круглые бедра, маленькие кисти. Она была совершенной. Ной никогда не видел такой красоты, и не знал, что она такая бывает.
Почувствовав чье-то присутствие, девушка повернула голову и улыбнулась.
— Храни вас Бог, — сказала она.
Ной судорожно рванул сумку к коленям.
— Храни вас Бог!
— Вы из группы батюшки Михаила?
— Да.
— Очень приятно с вами познакомится. Меня зовут Лайла. Я новенькая. Сегодня мой дебют.
— Ной, — представился Ной.
От растерянности он не знал, что сказать. Не было слов. С таким существом можно было говорить только стихами, а стихов он не знал.
— Я чувствую себя немного скованно, — продолжала Лайла. — Батюшка говорил, что ваша группа очень хорошая — и я уверена в этом! — но я волнуюсь.
Лайла внимательно рассматривала Ноя, чуть склонив голову набок. От нее почти ощутимыми волнами исходила благожелательность.
— У нас действительно очень хорошая группа, — проговорил Ной. — Очень… хорошая.
Неожиданно он разозлился на себя. Лайла наверняка подумает, что он глупый. Что не может двух слов связать. Что он — неотесанный увалень. Нужно было расслабиться и взять себя в руки.
— Вы давно в группе? — спросила она.
— Да. Почти полтора года. С третьего класса.
— Значит, вы уже закончили школу! Как это волнительно, наверное — оставить учение и выйти в большую взрослую жизнь. Я вам завидую, Ной. Мне осталось учиться всего год, а я никак не могу решить, чему посвятить себя. Столько путей впереди, столько поприщ! — Лайла улыбнулась. — Забавное слово, не так ли?