Черные розы
Шрифт:
– Именно то, что говорю. Она ее била. Она била Чарли.
Когда я рассказываю Мейсону секрет Чарли, у меня учащается пульс. Надеюсь, Чарли меня за это не проклянет.
Мейсон раздумывает о моих словах и смотрит на меня поверх своей кофейной чашки.
– И он об этом знал?
Я киваю:
– Да, мы в этом почти уверены. Чарли однажды услышала, как они ругались по этому поводу. Ее мама угрожала отцу. Сказала, что, если он скажет кому-нибудь хоть слово, его карьере придет конец. Он был начинающим сценаристом и пытался продать свои сценарии, а у нее было
– Значит, он предпочел карьеру собственной дочери?! – Мейсон сжимает руку в кулак и бьет по столу так, что все стоящие на нем предметы подпрыгивают: – Вот говнюк!
И тут я вспоминаю нечто, что совсем вылетело у меня из головы. У Мейсона есть дочь. Я никогда не видела их вместе, так что до этой минуты мне не приходило в голову, что он отец. Сейчас он, наверное, представляет, как кто-то причиняет боль его дочери. Я прогоняю эту мысль из головы, не хочу даже думать об этом.
– Поэтому Чарли захотела после школы уехать из страны? – Мейсон в недоумении качает головой. – Но ведь теперь она взрослая женщина. Мать больше не сможет доставить ей неприятностей.
Он резко ставит чашку на стол, и кофе выплескивается через край.
– Подожди-ка… твоя мама об этом знала?
Я машинально кладу руку ему на плечо, чтобы его успокоить. Но тут же одергиваю руку, почувствовав искру, пробежавшую между его плотью и моей. Я игнорирую непривычное чувство в животе и объясняю:
– Мама обо всем узнала только после того, как все закончилось и мы уже готовились уехать за границу. В любом случае она ничего не могла бы сделать. Чарли попросила ее хранить молчание, сказала, что будет все отрицать, если мама об этом заявит. Было бы слово Чарли против ее слова.
– Но зачем ей так долго жить за границей? Почему она не могла просто уехать из дома и начать жить отдельно, когда ей исполнилось восемнадцать?
– Потому что это еще не конец истории, – сухо отвечаю я, стараясь подавить свои эмоции.
– Блин, – произносит он, ерзая на месте.
Потом кладет свою большую руку на диван у меня за головой, не прикасаясь при этом ко мне. Мейсон даже незнаком с Чарли. Он и меня-то едва знает, но в его глазах я вижу беспокойство и тревогу. Он кивает на мою бутылку с водой:
– Хочешь чего-нибудь покрепче?
Я тихонько фыркаю от смеха и качаю головой:
– Ты что, забыл? Я же тренируюсь. Никакого алкоголя.
– Да, точно. Подожди до нашего свидания, – с невозмутимым видом произносит он.
Я напрягаюсь. Он, наверное, понял, что задел меня за живое, поэтому быстро добавляет:
– Я пошутил, Пайпер. Так, значит, у этой истории есть продолжение?
Я медленно выдыхаю и потираю шею, чтобы избавиться от напряжения. Позади себя я чувствую руку Мейсона, она приближается ко мне, потом нерешительно отстраняется, словно ему приходится сдерживаться, чтобы не прикасаться ко мне. У меня учащается пульс, и я еще раз вздыхаю. Интересно, это от того, что он почти до меня дотронулся? Или от того, что он этого не сделал?
Я отодвигаю сэндвич, чувствуя дурноту от того,
– Мама Чарли была алкоголичкой. Она тусовалась с другими алкоголиками. Иногда парни, которых она приводила домой… вели себя с Чарли неподобающим образом.
– Черт, – еле слышно бормочет Мейсон. – Мне очень жаль.
Я киваю:
– Да, мне тоже. Но это случалось больше чем пару раз. Поэтому она не хочет возвращаться. Некоторые из тех людей были известными. Чарли не хочет рисковать встретиться с ними или со своей матерью – не хочет их видеть даже по телевизору. А за границей довольно легко обходиться без американского телевидения.
– Поэтому ты поехала с Чарли и с тех пор с ней путешествуешь? – спрашивает Мейсон.
– Чарли – моя лучшая подруга, – отвечаю я, крутя пальцами браслет, как я часто делаю, когда нервничаю. – Мы поддерживаем друг друга.
– Ты чертовски хорошая подруга, Пайпер.
Мейсон немного расслабляется, кажется, он успокоен тем, что я вне опасности. Его взгляд перемещается на тревожные движения моих рук.
– Это Чарли подарила тебе этот браслет?
– Угу.
Я кладу левую руку на диван рядом с собой – подальше от его пытливых глаз.
– Слушай, если допрос окончен, можно я пойду? У меня сегодня смена в ресторане.
Мейсон встает, но все еще перегораживает мне проход.
– А в каком ресторане? – спрашивает он и ждет ответа, прежде чем дать мне выйти.
– В ресторане Скайлар. Им больше всего нужна помощь.
Мейсон поджимает губы. Кажется, он расстроен. Потом он меня выпускает. Я начинаю двигаться к выходу, но его голос меня останавливает:
– Кстати, о Скайлар. Она должна была пойти со мной на благотворительный вечер, который «Джайентс» устраивают в эти выходные, но не сможет. У Гриффина какая-то грандиозная фотосъемка, и он хочет, чтобы Скайлар к нему присоединилась. Можешь меня выручить и сходить со мной на этот вечер?
Я смотрю на него так, словно у него выросла вторая голова.
– Я не хожу на свидания, Мейсон. И, насколько я знаю, ты тоже.
– Именно поэтому мне и нужно, чтобы кто-нибудь со мной пошел. Ну ты понимаешь, чтобы на меня не вешались всякие девицы. Соглашайся, Принцесса, вечеринка будет очень скромная.
Я ухмыляюсь:
– Кажется, мы договорились, что ты больше не будешь так меня называть.
Мейсон смеется:
– Не помню, чтобы мы об этом договаривались. Но я скажу тебе вот что: если ты со мной пойдешь, то обещаю, что буду называть тебя только по имени.
Не могу поверить, что я вообще об этом размышляю. О свидании с Мейсоном.
Нет, не о свидании. Если сначала с ним должна была пойти Скайлар, значит, речь точно не о свидании.
Потому что Мейсон не ходит на свидания.
Как и я.
Никогда.
– А в пользу какой благотворительной организации? – спрашиваю я, медля с ответом.
– Кажется, вырученные деньги пойдут на оплату усыновлений парам, у которых не хватает на это денег.
Сердце гулко стучит у меня в груди. Я закрываю глаза и набираю в легкие воздух.