Черные розы
Шрифт:
– Ты оставляешь м-е-н-я и берешь с собой какие-то п-у-г-о-в-к-и? ? ее толстые щеки дрожали в возмущении. ? Эти сраные ржавые пуговицы тебе дороже, чем я?! Я-Я?!
Он отвел взгляд, а Алла с того момента замолчала. Только сотрясалась от молчаливых рыданий и громко сморкалась. Он набил ей три сумки теплыми вещами, вывел во двор и посадил в ее же старенький "матиз".
На Мартовской улице им пришлось надолго остановится, чтобы переждать военную автоколонну. Пока по дороге тянулись тентованные грузовики и бронетранспортеры, он напряженно сжимал руль и всматривался через лобовое стекло в розовое вечернее небо, изуродованое
На Лазаруке иеперь была штатская одежда. Военную форму он спрятал в вещмешок поглубже. У гражданских лиц наверняка накопились вопросы к военным, а он не жаждал их получить, поскольку знал не больше остальных.
Там же, под униформой, лежала и желтая нарукавная повязка, которую он соорудил ? как опознавательный знак ? по кем-то сочиненной инструкции для бойцов Стальных батальонов.
Желтую материю он позаимствовал из гардероба Аллы. Десять лет назад она купила этот летний, канареечного цвета костюм, для их отпускной поездки в Хосту. Алла уже тогда начинала полнеть, и прогуливаясь по набережной он как-то пошутил, что в этом наряде она походит на маршрутное такси. Алла, обиделась. И не разговаривала с ним до вечера. Пока он не отработал свой супружский долг на ночном пляже с особым усердием.
Это было, наверное, их последнее лето, когда он мог сказать, что любит эту женщину. А потом как кошка между ними пробежала. Они превратились в сокамерников, которых удерживает вместе решетка по под названием брак...
Неожиданно майор обозлился на Аллу. Назвать его коллекцию пуговками! Это же надо! Его страстью действительно были пуговицы. Но не простые, а старинные военные из серебра. И далеко не все, а только с гренадами.
Роман с этими пуговицами начался, когда на двенадцатилетие он получил в подарок от дяди-полковника, приехавшего с Дальнего Востока, плоскую жестяную коробку с выдавленной надписью "Пуговичная мастерская Н. П. Хлястикова. Ростовский гренадерский Принца Фридриха Нидерландского полк. Юбилейная серия. Спб. 1860 год".
При первом знакомстве пуговки показались Пете просто забавным сувениром. Он вообще подумал, что на них выдавлено изображение ананасов. Но дядя-полковник пояснил, что это старинные гранаты ? гренады ? чугунные шары с пламенеющим запалом.
"Мне подарил эту коробку отец, твой дед Никанор, когда в ней было всего три пуговки, ? сказал дядя. ? Из года в год я терпеливо искал этих серебряных сестер. И за тридцать четыре года нашел только восемь. Теперь у меня рак, и я скоро умру. Может начатое твоим дедом и продолженное мной ты доведешь до конца?".
Оставив ему свое пуговичное ярмо, дядя действительно скоро умер. И на три года Петя Лазарук абсолютно забыл про подарок. А вспомнил, только когда увидел одну из "сестер" в местном музее.
В музей он попал не с экскурсией, а с таким же начинающим юным вором по кличке Чипполино. Ведь семья Лазаруков тогда жила на северной окраине Екатеринбурга, где очередное поколение уралмашевских пацанов проходило школу криминальной жизни.
Лазарук от природы имел гибкую спину. Он умудрялся пролазить в самые узкие форточки и проникать в такие щели, что другим воришкам и не снилось.
В тот раз Чипполино выкрал из музея старую винотовку и маузер, а Лазаруку достался ржавый револьвер и пуговка, которую он порсчитал нужным воссоединить с сестрами.
Когда Лазаруку стукнуло восемнадцать, он уже оттачивал более высокую
В армии Лазаруку понравилось. Возвращение на Уралмаш, где его ждали старые подельники и судебная скамья, не имело смысло. Он остался, и став уже лейтенантом, прочел в газете, что таких пуговичных коробок, как у него, было выпущено всего десять штук. Одна находилась в частной коллекции какого-то мексиканского магната. Вторая, выходило, была ? у Лазарука. Это обладание уникальной вещью делало уникальным и его.
Последующие двадцать лет досуга и немалую толику их с Аллой семейного бюджета Лазарук потратил на поиски и приобретение недостающих сестер. Он давал объявления в газеты и писал письма коллекционерам по всей стране, обшаривал блошиные рынки и стал завсегдатаем субботних сборищ филобутонистами, которых за неимоверную скрытность и жадность про себя называл филобуторастами.
Девятнадцатую, предпоследнюю пуговку он приобрел семь лет назад, отдав за нее одному скряге в Твери почти все месячное капитанское жалование. И теперь, чтобы стать окончательно уникальным обладателем, ему недоставало лишь одной "сестрицы".
Толковые люди не раз предлагали ему изготовить искусную подделку, но он всегда с гневом отказался от этой мысли. Подделать можно было все что угодно, но не сознание своей уникальности. В конце-концов, Лазарук почти потерял надежду найти ее, когда один из филобуторастов с руками изъеденными псориазом (болезнью коллекционеров, по мнению Аллы) сообщил ему имя одного человека в Калуге и показал газетную вырезку.
Но поездка туда вылилась в полное фиаско.
Майор тряхнул головой, старясь забыть о всплывшей в голове неудаче. Включил радио, но там передавали такие жуткие новости, что Алла издала жалкий протяжный стон.
Он поспешно выключит магнитолу и вскоре свернул в проулок к бомбоубежищу. Желающих попасть туда было не меньше сотни, но переигрывать решение времени уже не было. Майор вытащил баулы Аллы из машины и соорудил из нечто вроде кресла.
Алла сидела на пассажирском кресле и не выходила из него, пока он не пригласил ее: "Тебе пора".
Все это время она больше походила на куклу. Послушно исполняла его приказы, двигалась туда, куда он говорил, но непременно отводила глаза.
Он поцеловал ее в последний раз. Поцелуй вышел сухим и быстрым, как поцелуй предателя. Он и сам это осознавал, но когда, спустя десять минут, "матиз" пронесся мимо знака с перечеркнутым словом "Шатура", он почувствовал себя неожиданно хорошо. Будто его темени коснулась божественная длань.
Глава 3
НЕБЕСНЫЙ ГРОМ
Ехать в офис Бруднера или гнать на машине к отцу?
Если бы не жуткая авария на пересечении Нахимовского и Профсоюзной, которая открывала путь на Калугу, Гордюшин бы благополучно решил дилемму, которая съедала его с раннего утра.
Но путь налево по Профсоюзной перекрывали груды искореженных автомобилей, стоящих в лужах бензина и мутной воды с шапками розовой пены. Пожарные замывали с асфальта кровь, и полицейский приказал ему ехать прямо.