Черные шляпы

Калхэйн Патрик

Позади справа от вошедших Уайатта и Бэта была гардеробная стойка, где они отдали верхнюю одежду рыжеволосой девушке в жилете из лосиной кожи с бахромой, надетом поверх желтой блузки, которую венчала пестрая бандана, повязанная на шее. Слева располагался столик старшей официантки, брюнетки, одетой так же, как и гардеробщица. Эта форма была стандартной для официанток, четверо таких же милашек в коротких кожаных жилетах подавали клиентам напитки на подносах — прямо девушки-ковбои из Зигфельда.

Поодаль слева располагалась небольшая сцена, но низкий потолок помещения позволил установить на ней лишь рояль-миньон

и два ряда мест для музыкантов — саксофон, тромбон, ударная установка, скрипка, труба и кларнет. Музыканты как раз начали входить на сцену, словно маленькая армия, одетая в смокинги. На паркетном танцполе передними хватило бы места, может, на дюжину танцующих пар, если, конечно, они не станут смущаться, касаясь друг друга плечами и другими частями тела.

Официантка-брюнетка уже давно знала Бэта и отвела мужчин к заранее забронированному столику в первом ряду. Одна из официанток с банданой на шее тут же подошла к ним, и Бэт заказал чистый бурбон, а Уайатт попросил принести пива.

Уайатт оценил обстановку. Толпа хорошо одетых людей состояла преимущественно из молодежи — уставшей от хорошо оплачиваемой работы, парней, одержимых желанием повеселиться и готовых платить немыслимые деньги за право на это. Некоторое количество пожилых ловеласов в компании куколок за столами в форме почтовых марок. Но все равно в основном — дети. Некоторые, проматывающие свое наследство из серебряных ложек, другие — вполне благополучные, тратящие часть денег здесь… но дети. Кто еще может зависать в точке, которая открывается только после полуночи, и ходить от клуба к клубу часов до пяти утра?

Ответ на этот вопрос можно было получить, глядя на известные лица, видневшиеся тут и там. Известные, по крайней мере, в пределах Манхэттена.

— Вот эти два парня, — тихо сказал Бэт, наклонившись к Уайатту, — звезды из «Янкиз», полтора часа назад они были в списке на игру с «Фоллиз»… Вот эта дама — официантка с Парк-авеню, у которой денег больше, чем мозгов, а педик рядом с ней — ее новый фаворит и дилер, специализирующийся на этой «современной» ерунде, сам понимаешь, закорючки, квадратики… Эта дама замужем за крупнейшим банкиром нашего городка, но смазливец, с которым она здесь, — отнюдь не он, а вот этот почтеннейший недотепа. Редактор «Таймс», чья жена, конечно же, думает, что он жжет свет, добивая очередную передовицу о мировой политике.

Вместо этого редактор, судя по всему, добивался более близких отношений с некой блондинкой.

— Кстати, еду здесь не подают, — добавил Бэт, хотя Уайатт его и не спрашивал.

— Это после Ректора и Джека Дунстана? — ответил Уайатт. — Я теперь могу не есть до вторника.

Бэт поднял указательный палец.

— Ну, когда ты захочешь, можешь получить стейки или сэндвичи наверху.

— А где хозяин?

— Джонни появится. После Текс.

— Текс?

Бэту не пришлось отвечать на вопрос. В этот момент оркестр заиграл джазовую версию «Пони Бой» и на сцене появилось длинноногое сверкающее видение, «выехавшее» из-за кулис, похлопывая себя по бедру и размахивая белым «стетсоном», украшенным драгоценными камнями.

— Вот что я имел в виду, Уайатт, — прошептал Бэт. — «Стетсон» говорит сам за себя.

Все в этой женщине говорило само за себя. Привлекательная, с полусонными глазами, словно вышедшая из мультфильма,

с выразительными формами, подчеркнутыми облегающим платьем с блестками, несколько петель жемчужных ожерелий на шее, лежащих на пышной груди, запястья, увешанные сверкающими браслетами, завитые волосы, едва касающиеся плеч, крашенные перекисью в тон белому «стетсону», сверкающему камнями и теперь щегольски скошенному набок, большой рот, накрашенный красной помадой… Каким-то образом этот рот раскрылся еще шире.

— Привет, пьянчужки!

Аудитория взорвалась смехом и аплодисментами.

Трубач подвинул ей стул, и она уселась на него.

— Чертенята заведенные, а? — бесстыдно спросила она.

Толпа была сражена наповал.

«Большой город, а мир тесен», — подумал Уайатт, покачав головой.

— Для новичков, — продолжила грудастая блондинка низким тягучим голосом, — меня зовут Техасская Гуинан. Я выросла в Техасе, училась в католической школе и пала здесь, в Манхэттене!

Это вызвало бурный смех.

— Совсем недавно, сегодня, в два часа дня! — закончила она свою тираду.

Публика завыла.

Хоть он и был новичком, Уайатту не надо было представлять Текс Гуинан. Ее открыл его друг, Уильям С. Харт, эту актрису, имевшую навыки наездницы родео и танцовщицы водевиля, ставшую сенсацией серебряного экрана, первой девушкой-ковбоем в «Диком цветке на горной круче» и «К югу от Санта-Фе».

А сейчас она сама говорила об этом, рассказывая о выходе своего нового фильма.

— Он называется «Белая Скво», — сказала она, — и, как вы понимаете, у меня там главная роль. Мои последние лошадиные оперы провалились, поэтому вы нужны мне, добрые люди, чтобы завтра среди дня выбраться из постели и снова играть этот проклятый концерт! Что ж, я рискнула своей…

Она поежилась, сидя на стуле.

— …жизнью, чтобы сделать этот фильм для моих зрителей. Да. В самом деле. В этот раз мы снимали в дебрях Лонг-Айленда.

Она говорила чистую правду, но ее манера поражала публику наповал. «Даже, если большинство публики находилось слегка навеселе, все равно она хороша, — подумал Уайатт. — Даже лучше, чем в кино, хотя она сидела в седле ни капельки не хуже, чем на этом стуле».

— Знаете, когда я начала сниматься в кино, четыре или пять лет назад, — продолжала она, — меня назвали Уильямом С. Хартом в женском обличье. Представьте себе Билла в женском платье, напомаженного, и вы поймете, что это совсем не комплимент!

Ее речь продолжалась еще некоторое время, и тут она заметила Уайатта, сидевшего за столиком неподалеку от сцены. На ее лице промелькнула легкая улыбка, настоящая, едва сменившая показную, но она ни на йоту не сбилась со своей комедийной программы и не стала ставить его в неловкое положение, представляя его аудитории.

Хотя могла сделать это с легкостью.

Теперь она принялась здороваться со зрителями, показывая на них пальцем.

— Привет, Кори!.. Привет, Джимми… Это ты, Чарли? Как же, Чарли, я замечу горящий в тебе огонь даже на другом конце зала! А, Диана! Я думала, Рафаэль — мой кусок мужского внимания! Гарри, скажи, где твоя жена? Ты все так же любишь ее? Я так рада это слышать…