Черные шляпы
Шрифт:
— Их ждал водитель, чтобы побыстрее смыться? — спросил Бэт Уайатта.
— Иначе мы бы увидели их на тротуаре, — ответил тот, кивнув. Револьвер с длинным стволом все еще был у него в руке. — Или они нырнули в какой-нибудь из этих домов.
— Возможно. Но маловероятно, — сказал Бэт, сузив свои светло-голубые глаза, спрятавшиеся под нависающими темными бровями. Он тоже держал свой небольшой револьвер дулом вверх. — И, конечно, вошли они не отсюда.
Уайатт покачал головой.
— Думаю, мы найдем следы того, что они вошли через кухню и спустились по
Джонни стоял позади них — парень в черной пижаме рядом с одним полуодетым человеком и одним, одетым почти полностью.
— Почему вы так считаете?
Уайатт пожал плечами.
— Когда мы спустились по лестнице, ты видел, что передняя дверь не была взломана. Им бы не пришлось проламывать переднюю дверь, чтобы выйти, если бы они вошли через главный вход клуба — при помощи украденных ключей или просто взломав его.
— Вряд ли, — заметил Бэт. — Им бы пришлось взламывать все эти внутренние двери. Слишком много замков, к которым пришлось бы подбирать отмычки.
— И вероятность того, что внутри есть постовой.
— Думаю, мне придется теперь нанять его, — вздохнул Джонни, закатив глаза.
— И не одного, — сказал ему Уайатт. — Пойдем внутрь и оценим ущерб.
Ущерб — это было слабо сказано.
«Томми» полил все вокруг, не разбирая, и большинство стульев и столов были изломаны на куски, скатерти изрешечены, сцена и места для музыкантов покрыты следами поцелуев сорок пятого калибра, а фонари рампы разбиты. Штукатурка и декоративные элементы были усеяны дырками, как и добрая половина картин с пейзажами Дикого Запада. Однако другая половина уцелела, некоторые безделушки тоже.
Больше всего досталось бару. Сосновые доски были поломаны и расщеплены, картина обнаженной сеньориты перечеркнута дырками от пуль по диагонали, а все бутылки на полках разбиты, и из них стекала выпивка. Аромат стоял густой, чуть ли не как запах спирта в больнице. Уцелели только несколько бутылок пива, стоящие в холодильнике под стойкой бара.
Судя по всему, именно бар удостоился особого внимания. Все остальные повреждения были случайны, как если бы ворвавшийся сюда уличный мальчишка решил похулиганить.
— Смотри под ноги, — посоветовал Уайатт Джонни, положив руку на обтянутое шелком плечо хозяина заведения. — И стекло, и щепки. Может, лучше пройти на цыпочках и…
— О господи!
Это воскликнула Дикси. Она стояла на лестнице в красно-желтом кимоно и красных тапочках, с широко открытыми глазами и ртом, красивая, как все куклы, вместе взятые. — Что же они с нами сделали, Джонни? Что они сделали с тобой?
— Конкуренция, Дикс, — мягко ответил он, махнув рукой. — Пытаются причинить нам небольшие неприятности.
— Леди? — обратился к ней Уайатт.
— Да, сэр?
— Я остановился в большей из гостевых комнат. Не нашли бы вы мои ботинки и какие-нибудь носки, если можно, и принесли бы их сюда? Подвязки можно не брать.
— Да, сэр.
— И сделайте, пожалуйста, то же самое для Джонни. Бэт, ты вроде бы обут нормально?
— Да, —
Уайатт улыбнулся девушке-хористке.
— Сделаешь, милая? Буду очень обязан.
— Конечно! — сказала она, улыбнувшись в ответ.
— Давай, Дикс, — не без удовольствия проронил Джонни. — Сделай то, о чем просит мистер Эрп.
— Конечно!
И она пошла наверх.
Дикси была отличной девушкой и по-своему бесстрашной. Многие ли из девчонок, певших в хоре, отважились бы побежать вниз по лестнице, слыша звуки выстрелов, чтобы посмотреть, что случилось? И она сделала это не по глупости — она была девушкой сообразительной, окончила школу секретарей, чтобы порадовать свою маму, а потом проявила смелость, покинув Де-Мойн и отправившись искать удачи в Нью-Йорке.
— Джонни? — раздался голос Уайатта.
— А… что?
— Нам надо вызвать конкретного полицейского?
Джонни вздохнул и кивнул.
— Ага. Хэрригана. С участка на Пятой авеню. Он там служит в звании лейтенанта.
— Я его знаю, — вступил в разговор Бэт. — Мне позвонить?
— Ты единственный здесь в ботинках, Бартоломью, — сказал Уайатт.
— Да уж, — ответил Бэт и пошел по обломкам в сторону лестницы.
Уайатт пошел следом, выбирая места, где можно было пройти босиком, и нашел стол, который был перевернут, но не разнесен в клочья выстрелами. Он поднял его, затем вместе с Джонни собрал четыре наименее разбитых стула, и они поставили их напротив бара, у дальней стены, в месте, свободном от обломков. Этой стене, по странной причине, не досталось ни одной пули.
Он жестом предложил Джонни сесть, а затем сел сам.
— Вы их видели? — спросил Джонни гостя.
— Те же трое, что приходили перед этим, — ответил Уайатт, осматривая свои босые ступни, после того как в спешке пробежался по обломкам. Все в порядке.
— Вы видели Капоне. Совершенно точно, вы видели Капоне.
— Да, именно он крушил все это дерево своим «томми». Когда я стрелял, я стрелял в него, но он уже был в дверях, я видел его только наполовину. Я искал следы крови, но их нет. Сомневаюсь, что я хоть ранил этого толстого сукина сына.
— Это… объявление войны?
— Уж точно не признание в любви, — без тени юмора улыбнулся Уайатт. — В любом случае, Капоне может считать, что он уже закончил войну… это так? Он вывел тебя из игры?
— Не очень-то, — ответил Джонни, махнув рукой. — У меня десять тысяч в банке. Я же говорил вам, Уайатт, это место — просто золотая жила.
— Я осмотрел его вчера вечером. Видел, как ты здесь делаешь деньги.
Джонни наклонился к пожилому мужчине.
— И я изменил себе, создавая его. Я не вкладываю слишком много денег в заведение, которое время от времени подвергается облавам. Вы же видели, бар сделан из дешевых сосновых досок. Столы, стулья, скатерти — достаточно хорошие, но стандартные, по ресторанным меркам. Ничего особенного.