Черные вороны 2. Лабиринт
Шрифт:
– Не сказал бы, что сожалею об этом дерьме, – ответил я и отпил виски. Ворон ухмыльнулся.
– Я был бы разочарован, если бы ты сожалел. Поэтому проехали. Назовем это ответным шагом, спустя несколько лет.
Я молчал, смотрел на него и молчал, сжав челюсти. Не так-то просто через столько лет ненависти вдруг начать воспринимать его иначе, чем подлым ублюдком, из-за которого погибла моя мать.
– Я знал, что разговора особо не получится. Это нормально. Время займет. На. Возьми.
Ворон, сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана пиджака конверт, подал мне.
– Загляни.
Если это бабки, я врежу ему, несмотря
Стиснул челюсти до боли, чувствуя, как участился пульс и раздуваются ноздри. Внутри началась война, где одна часть меня хотела разодрать это гребаное свидетельство и швырнуть в лицо Ворону, а другая – содрогнулась от идиотской непонятной радости.
– Именно поэтому я не звал тебя месяц. Я хотел сделать то, что сделал бы двадцать восемь лет назад, если бы узнал о твоем существовании. Я, может, паршивый человек и хреновый отец, но я справедлив и у меня есть свои принципы: мои дети – это мои дети. Моя семья. А семья, Макс, – это святое. Землю жри, но семью не предай.
Он вдруг схватил меня за затылок.
– На меня смотри, – наши взгляды встретились, и я сильно сжал конверт пальцами, – сучонок, а глаза как у меня, один в один. Дел ты навертел… Я расхлебывать заколебался за этот месяц. Но имел право… Признаю. Виноват.
Ну так как, сынок… Готов начать сначала? Дашь этому шанс? Если нет, то я счет открыл на твое имя. Бери бабки и уезжай, куда хочешь, только свидетельство тогда здесь на столе оставь – и не было ничего.
Мы смотрели друг другу в глаза, и, кажется, я даже слышал, как секундная стрелка отматывает на циферблате. Если разорву свидетельство, то все напрасно было. Каждый день моей гребаной жизни был бессмысленным. Я медленно положил свидетельство в конверт и сунул за пазуху. Отец кивал головой, не отрывая от меня взгляда.
– Правильно, сын. Умно. Эмоции сиюминутны, а жизнь – штука длинная, и одиночество в ней – далеко не самый лучший выбор, – убрал руку и отошел к столу, осушил свой бокал полностью, повернулся ко мне.
– Значит так, Макс, подчищать больше не будешь, сам выберешь, кто этим займется вместо тебя, а ты возьмешь на себя Питер – там много важных дел делается. Мне нужен свой человек. Раньше я сам справлялся, но сейчас мне все труднее мотаться, я даю тебе второй шанс, мальчик. Не разочаруй меня. Оставь обиды и все счета в прошлом. Перешагни. Не сможешь – значит, я неверно на тебя поставил. Только в этот раз я не сделаю скидок на твою ненависть и трудное детство. Предашь – закопаю. И не важно, сын ты мне или нет. Андрея ждало бы то же самое.
Спустя три года многое изменилось, но я так и не назвал его отцом. Болезнь подкосила его еще сильнее, и он уже редко выезжал из дома, но по-прежнему вся империя держалась на нем.
Зазвонил сотовый, и я бросил взгляд на дисплей – незнакомый номер. В пять утра, на минуточку. Нажал на громкую связь, выруливая на прямую трассу к столице.
– Да! Кто это?
– Максим? – голос очень нежный и едва слышен, но такой знакомый. Пусть я и не слышал его пару лет.
Сам не понял, как свернул к обочине и резко затормозил.
– Максим это… я… это…
– Это ты. Я узнал, маленькая…Что случилось? Не спится?
Глава 2.
– Воронова, ты дура психованная, иди лечись… ненормальная!
Я слышала, как Гена скулит от боли, согнувшись, придерживаясь рукой за стену, и шипит сквозь стиснутые зубы. Пару секунд назад я со всей дури заехала ему коленом в пах.
– Нефиг руки распускать, урод, – раздраженно рявкнула я и ускорила шаг. Мне хотелось как можно быстрее выбежать на улицу и глотнуть свежего воздуха, чтобы никто не заметил, как дрожат мои руки и не услышал, как сильно забилось сердце, колотясь и ударяясь о грудную клетку.
– Кариииина, подожди… да подожди ты! Куда ты бежишь?… Ээээй!
За мной бежала Танька – единственный человек из всего этого гламурного гадюшника, с которым я могла общаться. Я ненавидела здесь все – начиная от стен и заканчивая преподавателями и одноклассниками, с которыми приходилось видеться каждый день. Элитная школа для золотых детишек. Пафос, дурацкие разговоры и конкуренция – у кого круче модель смартфона и кто успел прошвырнуться по европейским бутикам, чтобы напялить на себя очередные шмотки из последних коллекций. Только здесь мало у кого хватало мозгов, чтоб понять – от нас просто откупились. Мамочки и папочки, у которых есть дела поважнее. И мой такой же. Кормит-поит-одевает. Психологи-психиатры-антидепрессанты. Я видела его очень редко – после смерти мамы он практически не бывал дома. Почувствовала, как от одной лишь мысли о маме внутри все сжалось от нестерпимой боли, как будто там не осталось ни одного живого места… Все внутренности кровоточат, наматываясь на зубья огромного маховика, который крутится настолько медленно, что я чувствую, как в очередной раз меня разрывает на ошметки. Черт, почему так невыносимо? Мне хотелось, чтоб стало легче, и в то же время я жаждала этой боли. Потому что она никогда не даст мне забыть, во что превратил мою жизнь папочка.
Командировки, дела, поездки, очередные сделки… и стаканы с виски, которые разбивались о стены его кабинета. Я знала, что ему больно, только мне было безразлично. Потому что это он во всем виноват. Он! Какого черта он вообще появился в нашей жизни? Не прощу ему этого никогда. Раньше у меня было все… раньше я умела улыбаться. По-настоящему… потому что у меня была мама, потому что раньше я была обычным ребенком. Зачем он вернулся? Мы прожили бы без него. А он появился и покромсал все, что было важным. Разрушил одним движением. Лишил меня всего, позволил покалечить и надругаться, превратил в жалкую оболочку, которой хотелось сдохнуть, вскрыть вены, наглотаться таблеток – что угодно, лишь бы унять боль. Не кормить ее больше своими слезами, ночными кошмарами и истериками, от которых колотило все тело. Я так устала, устала терзать себя вопросами, на которые никто и никогда не сможет мне ответить. Почему? Почему они убили ее? Лучше бы это он подох тогда, истекая кровью… лучше бы он! Почему сделали это со мной? Я ведь ни в чем не виновата…
И опять я словно чувствую этот мерзкий запах алкоголя. Ублюдки, которые хлестали его прямо из горла, передавая друг другу бутылку. Их дыхание провоняло водкой, она лилась мне в горло, обжигая его и вызывая приступ кашля. Только его не слышно из-за их издевательского смеха, грязных шуток и треска моей одежды.
От мыслей и воспоминаний дышать становилось труднее, в носу защипало, а на глаза накатились слезы – всегда так… Сколько бы лет ни прошло, я уверена, что никогда не станет иначе.