Черным по черному

Пауэрс Тим

Когда он удалился, Анна неодобрительно покачала головой:

– Что бы тебе ни быть с ним полюбезнее? Так ты только лишишься хорошей работы.

Даффи вздохнул и взялся за засов двери в трапезную.

– Анна, это препоганая работа. Когда в двенадцать лет я чистил конюшни, было и то лучше. – Он распахнул дверь и широко улыбнулся. – Что до Вернера, так он сам напрашивается. Ха! Поэзия, помилуй бог! – Он покачал головой. – Вот что… Пиф собиралась оставить на кухне сверток с едой и всякой мелочью, не посмотришь? Утром я должен

был занести это ее отцу. И не подашь ли мне поправиться… хмм… после вчерашнего?

Она вытаращила глаза:

– Знаешь, Брайан, не будь я уверена, что к Рождеству турки всех нас перережут, я бы сильно о тебе беспокоилась.

Пройдя залитую солнечным светом трапезную, Даффи присел к облюбованному столу. Первые посетители уже коротали за кружкой пива время между завтраком и обедом, и Даффи пригляделся к ним повнимательнее. За самым большим столом разместилось с полдюжины швейцарских ландскнехтов из числа тех, что явились в город неделю назад, как выяснилось, по уговору с Аврелианом, а за ними в углу сидел высокий чернокожий человек в красной феске. Господи помилуй, черный мавр, подумал Даффи. Он-то что здесь делает?

В последние несколько недель город наводнили всевозможные люди, и ирландец приметил несколько основных групп: по большей части либо разномастные европейские солдаты, либо маркитанты, что колесят за войсками в поисках наживы. Были, впрочем, и третьи – странные молчаливые личности, многие явно из варварских земель, со странной повадкой держаться настороже и пристально вглядываться в прохожих. Как первые, так и последние, по наблюдению Даффи, имели обыкновение собираться в трапезной у Циммермана.

– Эй, там, слуга! – рявкнул один из ландскнехтов, здоровяк с седеющей бородой. – Приволоки нам еще по одной.

Даффи, запрокинув голову, задумчиво разглядывал расписные фризы на потолке, но встрепенулся, когда кружка ударила его в голень и отлетела в сторону.

– Заснул, что ли? – крикнул ему наемник. – Не слышал, я велел принести пива!

Ирландец с улыбкой поднялся на ноги. Он протянул руку, покрепче ухватил приколоченный к стене железный канделябр и одним мощным движением вырвал его с корнем. Тяжело ступая, он подошел к столу наемников, поигрывая покореженным куском металла.

– Кто тут хотел пива? – вежливо поинтересовался он. Изумленный ландскнехт вскочил с проклятием, выдергивая из ножен кинжал.

– Ты, слуга, не слишком дорожишь обстановкой, – сказал он.

– Ничего страшного, – заверил его Даффи. – Я подвешу взамен твой череп, и никто не заметит разницы. Только свечу придется вставить потоньше.

Здоровяк чуть расслабился и откинул голову, всматриваясь.

– Господи боже! Неужто Брайан Даффи?

– Ну… – Даффи отступил на шаг. – Вроде того. Ты знаешь меня?

– Еще бы. – Наемник засунул кинжал в ножны и закатал рукав выше локтя. Через волосатое предплечье отчетливо проступал узкий шрам. – Другая его половина на твоем плече.

Миг

спустя Даффи широко улыбнулся и отшвырнул светильник, с грохотом покатившийся по полу.

– Все верно. В двадцать первом, в битве при Вилламаре, когда мы вышибли дух из коммунерос. Мы шли в атаку, и четырехфунтовое ядро угодило в скалу, так что четверых или пятерых обдало градом из камня с железом.

– Воистину так! Но разве это нас остановило?

Даффи поскреб подбородок.

– Сдается мне, да.

– Ни черта! Задержало самую малость, и все.

Ирландец протянул руку, а приятели наемника, успокоившись, вернулись к своему пиву.

– Тебя Эйлиф звать, так?

– Точно. Садись, приятель, рассказывай, в каком ты отряде? Уж извини, что спутал тебя со слугой.

– Вообще-то ты угодил почти в яблочко, – признался Даффи, пододвигая скамью и усаживаясь верхом – Анна, благослови бог твое доброе сердце, – добавил он, когда та появилась с кружками, кувшином и узелком для отца Ипифании – Честно признаться, я не в отряде. Я вышибала в здешнем заведении.

Эйлиф фыркнул, наполняя две кружки пенящимся пивом.

– Господи Иисусе, Дафф, это немногим лучше, чем подметать крыльцо по утрам. Нет, так не пойдет. Не пойдет! К счастью, ты оказался там, где следует и когда следует.

– Да ну? – Сам Даффи не чувствовал особой уверенности в этом.

– Еще бы. Я спрашиваю: разве не намерен Сулейман подняться по Дунаю до места, где сидим мы с тобой, и притащить сюда из Константинополя всякого сбесившегося турка? Как пить дать намерен. И ждут ли впереди сражения, спешные марши, паника, исходы, разграбление городов? Да, конечно, или я вообще ничего не смыслю! А кому при этом больше всех перепадает?

Ирландец ухмыльнулся.

– Наемникам ландскнехтам.

– Верно! Не рыцарям в их стопудовых печах из брони, шумным и неповоротливым, как телега лудильщика, не епископам с королями, связанным по рукам и ногам собственными землями, и, видит бог, не горожанам, чьи дома сожжены, дочери обесчещены, а ребра торчат наружу от голода. Нет, приятель, нам – профессионалам, кто дерется за лучший кусок, знает цену происходящему и всегда может сам за себя постоять.

– Так-то оно так, – признал Даффи, – но, помнится, случалось, и ландскнехтам доставалось не меньше прочих.

– Ну а как иначе? Ты всегда рискуешь, тут никуда не деться. Но по мне, пусть всегда будет война. На войне все ясно: становись в строй и не болтай. Женщины делают все, что от них требуется, и без всяких дурацких рассусоливаний, что им подавай в другое время. Деньги не нужнее гвоздей для подков, все берешь задарма. Так что возблагодарим господа за Лютера, и короля Франциска, и Карлштадт, и Сулеймана, и всех прочих смутьянов. Черт возьми, когда большие парни отшвыривают шахматную доску после каждой пары ходов, даже загнанная в угол пешка может уцелеть, коли не теряет головы.