Черный амулет
Шрифт:
Мы теперь всегда будем вместе… Мы выживем и сохраним память о родных в наших детях…"
Катя ускорила шаги. Влетела в вестибюль. В этой больнице она ни разу не была, но картину обнаружила привычную. На стульях и кушетках, расставленных вдоль стен, сидели десятки больных и чавкали. На них с восторгом смотрели заботливые родственники.
Ее охватила зависть к этим благополучным людям, которые имеют возможность видеть живыми своих близких, а не их обезображенные тела.
Она не могла на это смотреть и бросилась по одному
– Скажите пожалуйста, – обратилась к нему Катя, – где находится…
Хирург не дослушал и не приостановился.
– Потом, потом, – пробормотал он и растворился в светлых коридорных далях.
Несколько мгновений Катя переминалась с ноги на ногу. Никого вокруг не было. Катя обернулась на тяжелые шаги.
О, она молниеносно поставила диагноз: слоновость!
Женщина лет пятидесяти вперевалку направлялась к лестнице. Из-под больничного фланелевого халата торчали ноги, покрытые чудовищными наростами с глубокими бороздами между ними. Так выглядят ноги слона. Вот к чему приводит застой лимфы под кожей.
Тут нужно было еще разобраться, кто кого несет: женщина – слоновьи ноги или ноги больную хозяйку. У себя в клинике Катя наблюдала больных слоновостью ежедневно. Их лечат в кожно-венерических отделениях.
Катя догнала женщину и тронула за рукав халата:
– Простите, вы не знаете случайно, где здесь морг?
Слоновая женщина глянула на нее, как на сатану.
– Нет! – вскричала она. – Не хочу в морг! Мне не нужно в морг!..
С неожиданной для больной таким недугом прытью женщина вцепилась в перила лестницы. Задрожали ступени.
Катя пожала плечами и стала поджидать еще кого-нибудь.
45
Кофи не видел Бориса несколько дней.
Тот изменился так, что едва напоминал себя прежнего. Здесь, над трупом отца, это было особенно заметно.
Глаза, лукавые Борькины глаза, потухли и ввалились в черные воронки глазниц. Летний загар словно испарился: лицо Бориса было бледно-желтым.
Руки бессильно свисали вдоль туловища. Спина горбилась. Ноги дрожали.
Фельдшерица, едва удержавшая крик при появлении за ее спиной Кофи, ушла за необходимыми бумагами.
Кофи со скорбным видом пожал вялую ладонь друга, приобнял его и проникновенно сказал:
– Прими мои соболезнования, Борь.
На глаза Бориса навернулись слезы.
– Спасибо, – прошептал он. – Хоть ты рядом.
В следующее мгновение голова Бориса торчала из страшного замка, который образовали крепкие черные руки. Борис захрипел.
Он не был готов ни к нападению, ни к сопротивлению. Поэтому в первый миг сработал голый инстинкт. Обеими пятернями он впился Кофи в уши. Крепкие короткие мужские ногти вонзились в черную кожу.
Кофи взвыл от боли. Борис рвал в клочья его ушные раковины. Кофп освободил
Едва ощутив, что страшный замок ослаб, Борис дернулся так, что вождь его не удержал. Кофи лишь врезался бедром в каталку. Покойный полковник Кондратьев рухнул на плиточный пол морга.
А его сын в то же мгновение попытался дотянуться ногой до паха «друга» Кофи. Инстинкт сделал свое дело, спас положение и уступил место интеллекту.
Борис понял: вот истребитель его семьи!
Кофи помогла дьявольская реакция.
Он перехватил рукой кроссовок Бориса и дернул вверх. Кондратьев не удержал равновесия, взмахнул руками и полетел спиной на другую каталку.
Каталка отъехала, стукнулась о соседнюю каталку, та докатилась до следующей, и весь ряд с металлическим лязгом тронулся ко входной двери, как железнодорожный состав.
Лишившись последней опоры, Борис оказался на очень твердом полу. На него несся Кофи Догме с табуреткой в руке.
Как всякий питерский мальчишка, Борис некогда прозанимался полгода в секции карате и три месяца – в кружке кикбоксинга.
Он дождался, когда Кофи взмахнет табуреткой, и перекатился через левое плечо. Тут же раздался удар. Кофи с такой силой обрушил табуретку на плиточный пол, что от табуретки отлетело сиденье, а в полу треснула плитка.
Борис уже был на ногах. «Я тебе за всех отомщу! – пульсировала в висках кровь. – Я с тобой за всех поквитаюсь, черная собака!»
Табуретка и без сиденья оставалась грозным оружием. Борис прыгнул и вцепился в нее обеими руками. Дернул изо всех сил на себя.
Кофи вытянулся, стараясь не отдать табуретку. Открылся от паха до диафрагмы. Вождь любил драться, но не умел.
Поэтому на этот раз ступня Бориса въехала ему между ног.
– У-ух-х-х! – выдохнул Кофи и согнулся.
Он еще продолжал удерживать табуретку и был в такой позе чрезвычайно удобен для битья. Та же кроссовка без промедления коснулась подбородка.
Кофи выпустил табуретку и зашатался, не зная, куда упасть: вперед или назад.
Чтобы он не сомневался, Борис опустил остаток табуретки прямо ему на хребет. Табуретка рассыпалась вдребезги.
Кофи упал на колени.
Прижал разбитое лицо к груди. Черный нос уткнулся в карман. В ноздри вполз запах тлена, который мало отличался от благоухания сотен покойников.
Вождю некогда было рассуждать о том, каким образом запах пробивался сквозь вонь формалина. Подтянув голову к паху, он кувыркнулся вперед.
Борис рассек ножкой табуретки мутный воздух, но противника на этом месте уже не было. Кофи вскочил на ноги и бросился улепетывать между каталок к дальней стене помещения.
Борис с ножкой – за ним. Кофи стал петлять между каталок, отталкивая их Борису под ноги. Борис продирался за убийцей, распихивая каталки в стороны. Взмахивая холодными руками, валились на пол голые покойники.