Черный амулет
Шрифт:
— Привет, парни, что случилось?
— Чего это у тебя такой голос? — удивился Сева.
— Как — чего? Да я от каждого телефонного звонка теперь жду какой-нибудь очередной подлянки. Скажешь, не так? Ну, чего произошло?
Голованов с телеграфной краткостью проинформировал о захвате подозрительного типа, висевшего на «хвосте» у Ирины Турецкой, после чего изложил суть просьбы — проверить по картотеке хотя бы тех, кого удастся проверить.
— Сделаем, — кратко резюмировал Володя. — Через пять минут свяжитесь.
Нетерпеливый при всей его дремучей внешности и олимпийском спокойствии Макс связался не через пять, а через три минуты. И Володя сообщил, что его отец ждет у себя факс из «Глории». А в 107-е отделение милиции, в район
Сведения по поводу перечисленных абонентов могли поступить в «Глорию» только во второй половине дня, вместе с расшифровками самих переговоров, которые, по требованию начальника МУРа, должен был представить оператор сотовой связи. Голованов решил переждать время, но приказал Щербаку максимально усилить наблюдение за объектом. Интуиция опытного разведчика подсказывала Всеволоду, что спешное бегство террориста вместе с последней — если она у него действительно последняя! — девочкой наверняка заставит того резко активизировать свои действия. Он ведь даже взрывчатку оставил в старой мастерской, и не за ненадобностью, а потому, вероятно, что без нее было легче бежать. А теперь еще и предупреждение Турецкому и одновременно — слежка за его женой. Такая активность явно не к добру, что-то затевается, причем очень опасное. Хотя, с другой стороны, вполне возможно, что одно не связано с другим и угроза Александру Борисовичу, соответственно, и его супруге не имеет отношения к террористу, как таковому. Но уж подозрительно складно все у них получается… Расшифровки, нужны расшифровки! Там — главная информация.
И Сева стал снова звонить Владимиру Михайловичу Яковлеву, чтобы убедить его поторопить оператора, а то как-то на душе тревожно.
Владимир Михайлович, прекрасно понимавший, о чем идет речь, пообещал проявить максимум настойчивости. И, кстати, проявил…
Николай Щербак, изнывая от нетерпения и тихой ненависти ко всему подрастающему поколению юных любителей экзотической фауны, не подходя, однако, близко к объектам слежения, наблюдал, как непоседливый десятилетний оболтус Вася Плетнев развлекался возле клеток с тиграми и вольеров со слонами. А Ирина Генриховна с матерински блаженным выражением на лице следила, чтобы шибко активный сопляк не закинул в клетку очередную свою порцию мороженого, и, судя по глупой улыбке, раздвинувшей ее губы, даже не задумывалась ни о какой опасности для себя. И это после всех предупреждений.
И пока вся эта абсолютная бессмыслица тянулась без конца, в «Глорию» пришло первое известие. И оно сразу подсказало Голованову, что он, к великому своему сожалению, в очередной раз не ошибся. Не подвела интуиция.
Датиев разговаривал с человеком по фамилии Санакеев — ему, во всяком случае, принадлежал телефонный номер, — называя его Мурадом, что соответствовало распечатке, а тот почему-то звал своего собеседника не Амиром, как было написано в удостоверении, и не Султаном, как утверждал сам Датиев, а Ахмедом. Но даже и не это было важно. Как ни камуфлировали собеседники свой разговор, общий смысл понять можно было.
Говорили они почему-то на плохом, сильно акцентированном русском, может, Мурад не был чеченцем и не знал языка Датиева? Тогда кто он, осетин? Или аварец какой-нибудь? Там же, в одном только Дагестане, говорят, сорок разных народов проживают, и у каждого якобы свой язык! Не мог об этом сказать с уверенностью Сева, ибо во время своего пребывания на Северном Кавказе меньше всего интересовался языковыми проблемами.
А насторожило Севу вот что. Кем был Мурад, пока непонятно, но явно не обычным отморозком из исполнителей. Скорее, одним из тех, кто командует этими исполнителями. И раздраженный Датиев ему именно докладывал. Суть же доклада сводилась к следующему, как понял
«Он» — так, без упоминания имени, фамилии или клички, распространенной в уголовном мире, называл человека, о котором шла речь, Датиев, — чрезвычайно зол оттого, что его подставили. Ничего не делала охрана, не предупредила, что в парке появились менты, из-за чего ему пришлось уходить в спешке, едва не провалив задание. Также ничего не сделано заранее, как было договорено, для организации новой акции, которая должна произойти сегодня. Сегодня! Вот оно — самое главное! Если это не оговорка Датиева, то с часу на час, а то и с минуты на минуту нужно ожидать очередного теракта!
И генерал Яковлев так спокойно сообщил о том, что часть расшифровок уже отослана сыщикам в «Глорию»? Он что, не понял, о чем идет речь?!
Голованов кинулся к телефону. У генерала было занято. Сева стал читать дальше, чувствуя, что у него уже начинает шуметь в голове от волнения. Почему все так спокойны?! Ах, вон на что понадеялись…
Мурад, которому Датиев передал приказ Грозова, теперь это уже ясно, о немедленной подготовке к очередному теракту, заявил в ответ, что на это уйдет не менее двух-трех дней. Разговор на эту тему уже был, и повторять одно и то же у него, Мурада, желания нет. Не нравится «тому», пусть поступает сам, как хочет. Слишком жесткие условия диктует этот приятель и сослуживец в прошлом, как он утверждает, Рената Алиева, что, кстати, тоже еще нуждается в проверке. Алиев — это Алиев, и он далеко отсюда, очень далеко, но зато известно, что теперь многие примазываются к великим делам во имя Аллаха милостивого, милосердного, которые к тому же сулят большие деньги. Не надо забывать и что первая акция фактически оказалась «им» провалена, смерть случайного мента и ранение другого — это совсем несерьезно для тех, кто берется за громкие операции. Датиев возразил, что «он» приказал, а не попросил, — есть разница. Но на это возразил теперь Мурад, заявив, что не располагает людьми, которые смогли бы организовать подготовку именно сегодня. И снова нашлось возражение: «он» заявил, что организует лично, раз «братья», как они называют себя, ничего не могут, но тогда и разговор пойдет совершенно другой. Однако и такое серьезное предупреждение не устрашило Мурада: раз «тот» уверен, что у «него» получится, пусть сам и делает. «А у нас с тобой, — Мурад имел в виду себя и Ахмеда, — имеются дела поважнее, и именно это надо сделать в первую очередь»… И далее он велел Ахмеду перезвонить через пятнадцать — двадцать минут, когда поступит известие о том, что решено с подарками. Ахмед уточняющего вопроса не задал, значит, знал, о чем речь.
«Похоже на то, что команда взбунтовалась. И потом, они-то знают, о чем речь, а мы — что?» — размышлял Сева. Упоминание о каких-то подарках могло означать что угодно, вплоть до организации того же взрыва, теракта.
И опять же, возвращаясь к подаркам… В тот день, когда погиб Денис и едва не лишился жизни Турецкий, они сами везли в детский дом коробки с подарками. А не может ли так случиться, что на этот раз террористы решили воспользоваться таким же простым способом? Например, прислать детям обычные подарки, якобы от спонсоров, а на самом деле начиненные взрывчаткой? И почему нет? И кто за этим должен следить?! На что милиция?! МУР зачем?! Неужели Яковлев не обратил на этот факт внимания?…
Но тут получается нестыковка. Мурад требует, чтобы Ахмед продолжал свое дело. А чем тот занимался? Следил за передвижениями Турецкой. Отсюда вопрос первый: зачем террористу нужна Ирина? Следующий вопрос: разве предложение, больше похожее на требование, поступило Турецкому от террориста? Нет, от адвоката Гринштейна, защищающего господ, как их там? — неважно, Гребенкина и Арбузова. Вот на кого «наехал» Александр Борисович, ему и угрожают, а воздействие на Ирину — своего рода шантаж, акт устрашения, который на нее, как показывает ситуация, совершенно не действует. И очень зря, между прочим.