Черный Баламут. Трилогия
Шрифт:
Кроме ракшасов, поблизости никого видно не было. Ах да, исключая обеспамятевшего полубожка в фартуке поверх нарядных одеяний - несчастный валялся у ограды, забытый всеми. Как я понял, прочие доблестные слуги Опекуна, доставив пищу, поспешили убраться восвояси.
Чтобы предвидеть будущее, им не надо было родиться ясновидцами.
Я вздохнул, оглядел себя с ног до головы, оценил безобидность облика и двинулся к эпицентру беспорядков.
Мое появление фурора не произвело. Сперва никто вообще не заметил, что на сцене появилось новое действующее лицо. Я просочился поближе к злополучным котлам, втайне
Ударь я молнией в центр столпотворения - это не произвело бы большего впечатления.
Тишина.
Только сопение и сиплый кашель одного из крикунов.
Проходит минута, другая…
– Ты кто такой?
– каркают за спиной. Это Гаруда-двойник. То ли самый сообразительный, то ли просто в зобу дыханье сперло, а потом выбросило наружу вместе с вопросом.
– Охранник, - отвечаю, давясь булочкой и старательно изображая наслаждение.
– Новенький?
– Старенький. Такой старенький, что и помереть успел. А тебе что, ворона?
Наглость производит впечатление. Вместо того, чтобы вцепиться в меня со всех когтей, клювастый ухмыляется почти добродушно и косится на толпу смешливым глазом.
– Я - ворона?
– хрипло смеется он.
– Я, значит, ворона, а этот булкоед, значит, честный ракшас?
– Ракшас, - подтверждаю я, приканчивая булочку и украдкой вздыхая с облегчением.
– Потомственный. Ослеп, что ли?! Молочком промыть глазки?!
Толпа расступается, и вперед выходит… м-да, а я-то думал, что женской красотой меня удивить трудно. Выходит, ошибался. И только потом я соображаю, что такая краля среди мохнатых сорвиголов смотрится по меньшей мере неуместно.
Если только она не сменила облик минуту назад.
– Как тебя звать, красавчик?
– Голос у крали низкий, грудной, и все ракшасы как по команде дружно облизываются и хмыкают.
– Айндруша [70] , - ничего лучшего мне в голову не приходит.
– А тебя, крошка?
– Путана, - отвечает она, подмигивая.
– Ты к нам надолго, а?
Я киваю, пораженный внезапной догадкой. Имя Путана говорит мне о многом. Так звали знаменитую ракшицу из доверенной челяди Кансы-Ирода - стерва пыталась в свое время погубить Кришну-младенца, намазав сосок ядом и взявшись покормить дитя грудью.
70
Айндруша - сложное имя из двух частей, означающее "Смертный сын Индры". На санскрите в отчествах "И" меняется на «"Ай" (сын Вивасвата - Вайвасват, сын Иравата - Айраватта, и т. п.). Окончание "руша" происходит от "пуруша", т. е. "смертный человек".
Если верить слухам, Черный Баламут высосал кормилицу-убийцу досуха, вынудив перед смертью принять истинный облик.
Вспомнив заодно некоторые подробности этого истинного облика, например, глубокие, как пещеры, ноздри носа или ягодицы, подобные береговым кручам, я втайне радуюсь тому, что вижу.
И недоумеваю: убитая при попытке покушения на аватару братца Вишну - что она делает здесь?!
Клювастый ракшас нервно пританцовывает на месте, оставляя на дерне тройные борозды,
– Да на кой тебе этот молокосос, Путана! Присылают кого ни попадя…
– А может, я за него замуж пойду.
– Путана медленно проводит алым язычком по влажной мякоти рта.
– Вот молочка попью и пойду. Возьмешь, красавчик?
– А я?
– как-то совсем невпопад интересуется клювастый, и тон его мне не нравится.
– Я-то как же?
– У тебя женилка в пупырышках, - однозначно разъясняет Путана, обеими руками приподымая пышную грудь.
– Я бесстыжая, меня от пупырышек смех разбирает… Дошло?
Было видно, что до клювастого дошло, дошло окончательно и бесповоротно. Он давится карканьем и, нахохлившись, начинает обходить меня по кругу.
Остальные ракшасы, забыв о молоке насущном, возбужденно переговариваются и ждут продолжения.
Но их надеждам не суждено оправдаться.
Я мысленно проклинаю всех женщин Трехмирья - ну не драться же мне с этим ревнивцем!
– и миролюбиво развожу руками. Иначе сейчас он попытается меня клюнуть, и я потеряю всякую возможность присмотреться поближе к странной охране странного храма нашего странного братца Вишну.
– Уймись, герой!
– Клювастый с готовностью останавливается, и я начинаю понимать, что храбростью он не блещет.
– Чего нам делить?
– Действительно, - двусмысленно поддакивает Путана, оглядывая меня с ног до головы.
– Делить нам нечего… перышки-пупырышки…
– А насчет молока я вам вот чего скажу!
– Я подзываю клювастого поближе, и он подходит, но не один, а в компании со здоровенным ублюдком, похожим на дикого осла.
– Тут, пока я сюда шел…
Сходство клювастого с Гарудой толкает меня на сомнительный шаг, но иначе мне не втереться в доверие.
И я шепчу клювастому и ослу пару слов.
После чего осел разражается восторженным воплем, а я понимаю, что осел - не он, а я.
– Братва!
– голосит длинноухий.
– Он знает, где Гарудина заначка! Айда, грабанем!
Оглушительный клекот гремит в ответ над Вайкунтхой. Я затыкаю уши и стремглав кидаюсь под защиту решеток, понимая, что провалил всю затею. Все-таки дело Индры - ваджра да гроза, а выведывать и притворяться мы не обучены… Пока я предаюсь самоуничижению, вокруг перевернутых котлов мечется смерч, из которого временами вылетают исцарапанные и всклокоченные ракшасы, чтобы пропахать носом землю и через мгновение снова быть вовлеченными в ураган по имени Гаруда.
Выкрик осла подействовал на Лучшего из пернатых, как красный штандарт Ямы - на белого быка
Шивы.
Полагаю, благословенная Вайкунтха такое видит впервые, в отличие от меня, но я-то в свое время принимал участие… И потому отлично знаю, что за радость - потасовка с участием Гаруды.
Даже пустячная.
Я знаю, я смотрю, и багровая пелена стыда мало-помалу застилает мне взор.
Индра слепнет.
Фарс.
Дешевый низкопробный фарс на потеху случайному зеваке, как и полагается, с колотушками и тумаками из-за дурацких булочек с маслом. Когда-то мне довелось видеть подобное зрелище в балагане на площади Матхуры: шут-горбун препирался с юродивым по поводу украденного горшка со сластями, и все закончилось согласно традиции.