Черный Баламут. Трилогия
Шрифт:
– Эти… воины выполняют приказ царя. Сам я не принадлежу к числу подданных Кансы, но и ты мне чужая. Я не могу нарушить Закон, оказав помощь постороннему человеку против воли здешнего владыки.
– Но ведь я молю тебя о защите!
Ракшасы, да и стражники-люди уже открыто веселятся. Истинное наслаждение слушать, как мудрый брахман втолковывает этой дурехе, почему она должна быть доставлена к царю. По-любому выходило, что царь и они правы, а женщина - нет! Хоть так поверни, хоть этак! Вот что значит ученый человек! Дваждырожденный, однако…
–
– Так возьми меня в жены! Прямо сейчас! Ракшасы откровенно заржали, напугав своих жеребцов.
– Ты действительно этого хочешь?
– задумчиво поинтересовался странник.
– При живом муже?
– Да! Многомужье не противоречит Закону! Тому множество примеров! А муж мой наверняка уже погиб в застенках! Клянусь, я буду верна тебе! Буду любить тебя больше всех! Больше всех на свете!
Златоклык невольно отшатывается: лик умника-брахмана превращается в обтянутый кожей череп, чернота уходит из глаз, сменяясь серой пеленой, зябким туманом, и тело Дроны передергивается как от сырости.
Очень не нравятся опытному ракшасу такие перемены.
– Любить? Больше всех?
– повторяет странник вялыми губами.
– Любить… больше…
Ракшасы и люди в недоумении смотрят на странного брахмана.
– Да! Только спаси меня!
_- Итак, ты предлагаешь мне вступить с тобой в брак - плохо смазанным колесом скрипит голос сына Жаворонка.
– Каким именно способом, женщина?
– Любым!
– Отчаяние и надежда борются в Красной Девице, видно, что беглянка на грани истерики.
– Ты же брахман! Возьми меня в жены по обычаю брахманов!
– Риши-брак?
– уточняет Дрона.
– Но тогда я должен отдать за тебя выкуп твоей родне. Двух коров. Ты же видишь - у меня их нет.
– Ну, тогда… тогда… - мучительно ищет выход женщина.
– По обычаю ракшасов!
– с нутряным гоготом предлагает Златоклык.
Его подчиненные в восторге.
Погоня оборачивается балаганом, о котором еще долго можно будет рассказывать дружкам!
Животики надорвут!
– По обычаю ракшасов я должен убить ее родственников и взять женщину силой, - серьезно отвечает Дрона.
– Точно!
– хрипит один из ракшасов, катаясь по траве и давясь от смеха.
– У тебя есть родственники. Красна Девица? Где они?
– В пекле! А остаточки на кольях да в темницах подыхают!
– встревает Златоклык.
– Одни мы у нее остались, горемычной! Родня - ближе некуда!
Это заявление вызывает новый приступ всеобщего веселья.
– Наши узы теперь будут крепче братских!
– Участвовать в представлении стражник-челове,демонстрируя Дроне крепкую веревку. Короткое копье мешает ему, и он сует оружие брахману.
Подержи, мол, пока мы тут узлы вязать станем!
– Значит, вы - ее родственники?
– звучит отчетливо произнесенный вопрос.
– Ага-га-га-га!
– Ыгы-гы-гы-гы!
–
– Да!!!
– В таком случае я согласен.
Стражник с веревкой накидывает "братские узы" свернутые в кольцо, на шею беглянки. Будто свадебную гирлянду.
– Я беру твою руку для брачного счастья, - голосит он заключительную часть обрядового песнопения,- для того, чтобы ты долго пребывала со мной, своим супругом. Останься здесь, не иди к другому, достигай преклонного возраста, играя с детьми и внуками, радостно пребывая в собственном доме!
– Ом мани!
– подводит итог Брахман-из-Ларца, всаживая в живот жрецу-самозванцу широкий листовидный наконечник его же собственного копья.
Влажный хруст - и стражник бесформенной грудой оседает на землю.
Поначалу все застывают, пытаясь осознать, что же произошло и не привиделось ли им это?
Все, кроме брахмана-убийцы.
Окровавленное копье со змеиным шипением рассекает воздух, наискось входя ближайшему ракшасу под левый сосок - туда, где бьется сердце.
Говорят, у людоедов оно покрыто шерстью, но шерсть плохо помогает против острой бронзы.
Совсем не помогает.
– Ах ты, сучий выкормыш!
– Первым приходит в себя Златоклык. Вожак проворно взмахивает волосатой ручищей, но брошенный им дротик лишь разочарованно пришепетывает, пронзая воздух в том месте, где еще миг назад находился дваждырожденный.
Очередная капля из кувшина Калы-Времени запаздывает и смазанный силуэт брахмана распластывается дь промежутке между двумя каплями, двумя мгновениями границей между жизнью и смертью.
Треск древка - это убитый ракшас валится лицом вниз, ломая засевшее в груди копье.
Падение тела - и еле слышный шлепок кожаных сандалий Дроны рядом с трупом.
Брахман нагибается.
Над макушкой его, плавно вращаясь в гуще воздуха-времени, проплывает метательный нож.
Мимо.
Дрона распрямляется, сорвав с мертвеца конический тюрбан, который венчают нанизанные на него метательные чакры. Словно перстни на пальце щеголя. Словно… не важно. Тюрбан меняет владельца, а на запястьях дваждырожденного уже цветут, мерцая, смертоносные кольца.
Губы брахмана шевелятся дождевыми червями, плюясь словами-брызгами, - и запоздалая капля, опомнясь, выкатывается из кувшина Времени.
Освобождая дорогу нетерпеливым подругам.
Чакры загораются зловещим огнем, не имеющим никакого отношения к бликам солнца. Руки Дроны описывают изящную дугу - словно брахман зачерпывает обеими горстями воду из родника-невидимки и щедро плещет на своих противников.
Звон - метательные кольца сталкиваются в воздухе с себе подобными, а также с двумя ножами, крики - нутряные, истошные, рожденные скорее судорогой движения, чем разумом, тела мечутся в направлении всех десяти сторон света, и кажется, что безумный иебожитель вдруг решил сыграть живыми фигурами в "Смерть Раджи"!