Чёрный беркут
Шрифт:
Какой-то пограничник, закончив службу, перед самым отъездом домой, вырубил на скале Мер-Ков знаменательную фразу: «Кто не был — тот побудет, кто побыл — не забудет!»
Амангельды ничего не пишет на скалах. Для него, как и для Якова, горы — родной дом. В гражданской одежде — халате и чарыках, в неизменной папахе-тельпеке, защищающей голову от палящих лучей солнца, несет он бессменную службу многие годы, с тех пор как получил право держать в руках винтовку. Каждый утес и карниз Душака, склоны горы Мер-Ков изучены им, как родное подворье. Знает он
Амангельды помнит следы не только людей, но и всех имеющихся в ближайших аулах и поселках животных: лошадей, коров, ишаков, даже баранов. Враг хитер: любой контрабандист, чтобы обмануть пограничников, может привязать к своим чарыкам и копыта осла, и лапы барса. Поди тогда разберись в его следах...
Место, где давно уже поселилась семья Амангельды, было не такое голое, как представилось Якову поначалу. Горы протянули зеленую руку к жилищу бессменного часового границы. От подножия Мер-Ков до глинобитных домиков выстроились в ряд зеленые ивы и осокори, окруженные пышно разросшимися кустами ежевики и горного миндаля, скрывающими своей зеленью быстрый и полноводный арык.
Сколько нужно было затратить труда, чтобы под палящим солнцем прорыть русло арыка, насыпать дамбу, подвести воду к самому дому! Но арык, вот он: блестит под солнцем в зелени листвы, журча и переливаясь прохладными струями, манит к себе, несет жизнь, восстанавливает силы, спасает от зноя.
Тронув языком ссохшиеся губы, Яков, еще не доехав до аула Амангельды, соскочил с седла, подвел коня к арыку, опустился на руки и с наслаждением погрузил разгоряченное лицо в прохладную воду. Вода защекотала нос, крепко зажмуренные веки. Яков медленно втягивал губами студеную влагу, чувствуя, как поламывает зубы, как холодные комочки переливаются в горле.
Вода в арыке свежая и чистая. Не зря Амангельды еще с отцом и братьями много лет таскал землю для дамбы, обсаживал насыпь деревьями.
Подняв лицо и не вытирая капель, шлепавшихся в быстро бегущий ручей, Яков наблюдал, как стелются по течению похожие на зеленые волосы травянистые водоросли, как убегают под камни небольшие крабы. Откуда здесь, в горах, крабы? Еще в школе учитель говорил, что когда-то очень давно все эти приграничные земли были морским дном. Под напором страшных вулканических сил дно это вспучилось, превратилось в гористую сушу. На поверхности оказались небольшие водоемы вместе с обитателями моря. Такие вот, как эти крабы, выжили, за много веков приспособились к новым условиям и сейчас встречаются в горных ручьях, больших родниках.
Яков некоторое время охотился за крабами, шарил у самого берега рукой под камнями, затем снова опустил лицо в арык, наслаждаясь свежестью и прохладой. Сполоснув лицо, вытер его рукавом рубахи, оглянулся. Только теперь он заметил, что его окружила целая ватага загорелых до черноты ребят: сыновей, дочерей или племянников следопыта.
Вслед за детьми вышел и сам Амангельды — худощавый, статный туркмен в
— Коп-коп салям, Амангельды-ага! — приветствовал его Яков, назвав уважительно «дядей», хотя Амангельды был лишь на немного старше его.
— Алейкум эссалям, дорогой гость, — услышал он в ответ. Пытливо всматриваясь в лицо Якова, Амангельды словно старался разгадать, зачем приехал молодой русский с Даугана. На этот незаданный вопрос надо было ответить.
— Салям тебе от начальника заставы Карачуна, — сказал Яков. — Члены нашей бригады — Балакеши, Савалан, Мамед, Нафтали, Барат большой привет тебе передают.
— Сагбол, сагбол, — приложив руку к груди, с достоинством наклонил голову Амангельды.
Яков выдержал весь ритуал приветствия.
— Проспорил я Барату архара, пришлось идти на охоту, — пояснил он. — Дай, думаю, заеду посмотрю, как Амангельды живет. — И Яков рассказал, как разыграли Барата в бригаде, поспорив, что он не отнесет ночью нож к роднику, а Барат пошел и отнес.
— Ай, Барат, ай, Барат! — смеясь, покачал головой Амангельды. — Неужели так крепко спал? А почему он с тобой ко мне не пришел?
— На Асульму поехал, к вечеру будет здесь. Надо, говорит, проверить, какого ты архара убьешь. Наверное, думает, одному мне столько мяса не унести, помочь хочет.
— Есть бараны, есть, — закивал головой Амангельды, хотя по лицу его видно было, что он все-таки недоумевает: баранов и на Даугане сколько хочешь. Зачем же Якову и Барату потребовалось ехать на охоту в такую даль?
По знаку главы семьи женщины разостлали на поставленном прямо над арыком широком помосте сначала кошму, потом, ковер и чистую скатерть. Не успели Яков и Амангельды сбросить обувь и расположиться на ковре, поджав под себя ноги, как перед ними появились чашка с коурмой, горка чуреков и неизменный при встречах гостей зеленый геок-чай.
Кайманов хорошо знал обычаи туркмен, вместе с которыми вырос. Обычай запрещает, например, отламывать хлеб одной рукой, откусывать чурек зубами, следует отщипывать пальцами маленькие кусочки и отправлять их в рот.
Считается невежливым, если гость торопится объяснить главную цель прихода. Сначала надо узнать у хозяина, как его дела, как здоровье, в порядке ли хозяйство, ходил ли он на охоту и была ли она удачной? Только получив ответы на все предусмотренные ритуалом вопросы, можно переходить к главной теме беседы.
— Амангельды-ага, научи следы читать! — сказал наконец Яков. — Всю жизнь буду тебя благодарить.
Амангельды недоуменно развел руками:
— Как можно сразу научить следы читать? Всю жизнь надо учиться! Походи лет десять чопаном, сам научишься.
— Десять лет очень долго. Расскажи, как сам учился.
Амангельды снова пожал плечами. Обдумывая ответ, он налил в пиалы себе и Якову свежего чая, снял тельпек, под которым оказалась небольшая тюбетейка, глянул на Якова спокойными глазами, спросил: