Черный человек. Научно-фантастический роман

Головачев Василий Васильевич

— Говорят, ты дрался с Шаламовым, но тот превратился в «черного человека» и удрал на Орилоух. А еще говорят, что ты стрелял в него…

— Кто говорит? — наливаясь яростью, сипло спросил Мальгин.

Заремба испуганно отступил, в замешательстве потрогал верхнюю губу.

— Да ребята из неврологического, Стоун, Роб, Жека…

— А они откуда знают такие подробности? Что у них за источник информации?

— Не знаю точно. — Заремба пожал плечами. — У Роба приятель в СПАС-центре, может, он?

— Имя приятеля не помнишь?

Молодой нейрохирург засмеялся, преодолевая внутренний трепет: он никогда не видел у товарища

таких глаз — в них плавились ненависть и угроза.

— Ты будто ведешь допрос… Имени приятеля Роба я не помню, спроси у него сам. Так ты расскажешь о своих приключениях?

— Расскажу. — Мальгин взял себя в руки; он уже понял, откуда ветер дует, информатором Роба, равно как и Купавы, мог быть только один человек — Марсель Гзаронваль, мстивший ему подобным образом. — Позже расскажу. Не обижайся, Иван, я еще не совсем здоров, и мне вредно волноваться.

Заремба торопливо закивал.

— Все понял, прошу прощения, Клим, но смотри — ты пообещал. Моя помощь не понадобится?

— В чем? — усмехнулся Мальгин через силу. — Спасибо за сочувствие, обойдусь. Таланов у себя?

Заремба как-то странно посмотрел на него.

— Тебе разве ничего не говорили?..

Мальгин молча взглянул на коллегу, и тот снова почувствовал себя неуютно.

— На Совете академии Таланов снял с себя обязанности директора и взял месяц отдыха. Мотивировал тем, что не предусмотрел последствий пробуждения Шаламова и тем самым подверг риску ни в чем не повинных людей.

Вставший было Мальгин снова сел.

— А Гиппократ этого мне почему-то не сообщил… странно… Что Богдан собирался делать?

— Сказал, что будет согласен с любым назначением, и Совет принял решение поменять вас местами. Так что ты теперь — без пяти минут директор. Ты разве не расслышал, как я тебя приветствовал?

— Думал, ты, как всегда, шутишь.

Мальгин медленно и глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул: в голове тонко задергал-запульсировал сосудик, и тотчас же ожил «филер» на груди — его писк был слышен только хозяину.

Такой новостью можно свалить и здорового, подумал Клим, а я еще действительно не в форме. Бедный старикан, что ему пришлось пережить! Он ведь на самом деле всю жизнь будет считать себя виновником случившегося, и доказать обратное невозможно, уж такой он человек. Если уж вбил себе в голову какую-то идею — обухом не выбьешь. Кремень… Дредноут!

Последнее слово Мальгин произнес вслух.

— Кто? — не понял Заремба.

Мальгин очнулся.

— Я, конечно. Не обращай внимания, это эвфемизм. Ты, пожалуйста, иди, Иван, мне надо побыть одному. Не говори, что я в институте, не хочу паломничества, хватит с меня и твоих расспросов.

Хирург подошел, похлопал его по плечу и вышел, несколько разочарованный тем, что не смог целиком удовлетворить своего любопытства. Однако быстро примирился с неудачей и тут же переключил внимание на новый интерес. Мальгин невольно позавидовал легкости его характера, сам он был слеплен из другого теста.

На груди снова зашелся писком «филер».

— Слышу, слышу, не нервничай, — буркнул хирург. — И без тебя ясно, что мне необходима консультация.

Он позвонил Купаве, не включая обратной связи, полюбовался на крошечное существо в колыбели, возле которой топтался робот-нянька с немыслимым набором игрушек, и вызвал отдел безопасности УАСС.

Глава 4

Уже после второго путешествия по «струнным»

трассам, связывающим Орилоух с «живыми» станциями метро на других планетах, Шаламов ощутил потребность делиться с кем-нибудь своими открытиями. «Черный человек», которого он не отпускал, таская за собой в качестве гида, живого справочника и просто собеседника, замкнулся в себе и все реже отвечал на вопросы, а скафандровый микрокомп не годился для роли сопереживателя и товарища, его забота не распространялась на душу хозяина. И тогда снова вернулась мысль посетить Землю и забрать с собой Купаву. Это был бы самый благодарный слушатель и сопереживатель из всех возможных, включая даже ученых-ксенопсихологов, а уж что показать Купаве — Шаламов знал.

Первый прыжок с Орилоуха после схватки с чужим автоматом, из которой Даниил вышел победителем, впервые воспользовавшись «универсалом», занес его в иную галактику, на планету, где царствовала электрическая жизнь. Ничего в ней не поняв, Шаламов стартовал снова и оказался за пределами местного скопления галактик, в которое входили и Туманность Андромеды, и галактики в Волосах Вероники, и Галактика, давшая жизнь Солнцу.

Орилоун-метро, выбросивший спасателя с «черным человеком» на поводке, с первого взгляда был установлен на небольшом по космическим масштабам скалистом планетоиде, изъеденном порами, как головка сыра. На самом же деле планетоид оказался чудовищным скелетом жившего некогда существа! В поперечнике скелет-планетоид достигал шестисот шестидесяти шести километров! Сам Шаламов, наверное, никогда не догадался бы, что это такое, новость сообщил ему маатанин, взволновавшийся на короткое время. Потрясенный спасатель долго не мог прийти в себя от неожиданности, бродя по «внутренностям» монстра, но не верить «черному человеку» не мог, маатане не были способны на ложь, да и на творческую фантазию тоже.

Исполин давно был мертв, сотни тысяч лет, но трансгресс-метро на нем работало исправно, как ни в чем не бывало, хотя от старости само превратилось в «скелет».

Не найдя на «трупе» ничего достойного внимания, Шаламов отправился дальше и вышел на Орилоухе, в незнакомом районе. Снова нырнул в «струну» мгновенной транспортировки и вылез под водой неизвестно где…

Потом были десятки голубых, красных, желтых солнц, гигантов и карликов, с планетами и без них, вращающихся вокруг черных дыр и нейтронных звезд, в шаровых скоплениях, в эллиптических, спиральных и не имеющих определенной формы галактиках. Однажды Шаламов вышел из метро, выращенного в системе квазара, и в течение суток любовался грандиозной картиной горящего обломка праматерии, сохранившегося с момента Большого Взрыва Вселенной.

А потом идущий внутри Шаламова процесс распада психики достиг той стадии, когда включение памяти «черного человека» стало уже не раздражающим, а приятным фактором, хотя сам Даниил не понимал, что при этом состояние озарения сопровождается устойчивым безразличием ко всему, что еще так недавно казалось интересным и волновало душу. Вспыхивающее восхищение быстро сменялось равнодушием, интерес к новым ощущениям гас, разгорался ненадолго и снова потухал; человеческая психика все еще боролась за власть внутри Шаламова, но силы были уже неравны — подсознание, принадлежащее маатанской психике, постепенно подчиняло сознание, и таявшему человеческому «я» все труднее было контролировать поступки хозяина. Спасти личность Шаламова могла только немедленная операция.