Черный цветок
Шрифт:
— Жмуренок! Так и не ел, что ли?
— А? Да я забыл!
Полоз подобрал с пола упавший кусок хлеба с мясом и отряхнул.
— Ты же просто так сидишь, пожуй.
— Не. Погоди. Полчасика осталось.
— Получилось или еще не знаешь? — как-то робко спросил Полоз, как будто боялся сглазить.
— Вон валяется одна. Это вторая.
— Да ты что! — Полоз сжал его плечи и потряс, — молодец, Балуй! Я, если честно, сомневался…
— А если сомневался, зачем денег этому гаду давал?
— Чтобы он к тебе не цеплялся. Он выковать-то
— Надеюсь. Те клинки, что он показал, неплохие были. Погоди, мне посмотреть надо…
Отливки они забрали с собой, и по дороге на берег Полоз заглянул к старому кузнецу, который накануне им отказал.
— Что, не доверяешь? — обиделся Есеня.
— Нет, ищу варианты, — Полоз усмехнулся.
Кузнец посмотрел на отливки, даже сделал срез, а потом сказал:
— За четверть цены скую.
Полоз покачал головой:
— Уговор есть уговор. Если Колыван их испортит, Балуй еще сварит, и тогда к тебе придем.
Но Колыван их не испортил. Из двух отливок решили сделать нож и саблю, Есеня сам нарисовал, какой формы они должны быть, и лезвия вышли такими, какими он и представлял. Почти черный фон, золотистые прожилки в форме колец… Хорошо сковал, правильно — не торопился и не ленился — три дня потратил.
Точил клинки Есеня сам — вот этого он никому бы не доверил, и сам сделал протравку, пока Колыван возился с рукоятями. За пять дней совместной работы он возненавидел кузнеца еще сильней — тот был не только жадиной, но и занудой, и Есеня с трудом сдерживался, чтоб на него не наорать. Но в рукоятях Колыван толк понимал, Есеня бы никогда не мог такого сделать — из оленьего рога, с инкрустацией в виде бегущего волка. Здорово получилось, что и говорить. С ножнами решили не возиться — кому надо, тот закажет. Все равно стоимость ножен не сравнить со стоимостью лезвий, если, конечно, без драгоценных камней.
— Ну что, пошли в оружейную лавку, — насмотревшись на результат, сказал кузнец.
— Погоди. Полоза дождемся, — испугался Есеня, — обманут ведь.
— Не обманут. Я все время им оружие сдаю, если кто от заказа отказывается. И отец мой с этой лавкой работал. И потом, когда твой Полоз придет, все уже закроется.
Есене не терпелось узнать, что скажет лавочник — кто кроме него может разбираться в качестве булата? Наверное, поэтому он так легко согласился. Колыван говорил, что за нож не меньше золотого дадут, а за саблю — и все два. Есеня прикинул: как раз хватит, чтобы вернуть долг и добраться до дома. А если меньше? Тогда придется еще раз попробовать, со старым кузнецом.
Лавочник чем-то напомнил Есене Жидяту — такой же худой и высокий, с таким же цепким взглядом, и таким же едким языком. Он долго рассматривал оружие, гладил, гнул и пробовал остроту лезвий. Лицо его оставалось напряженным и недружелюбным.
— За нож дам три золотых, за саблю — пять, — в конце концов изрек он и зверем посмотрел на Колывана.
— Сколько? — переспросил тот.
— И ни медяка больше! —
— Не, мы согласны, — промямлил Колыван, — правда?
— Ага… — Есеня задохнулся. Ничего себе! Восемь золотых!
— И заметьте, я не спрашиваю, где вы взяли лезвия. Рукоять-то вижу, твоя, Колыван, работа.
— Да мы сами сделали…
— Слушайте, цыплятки… Не надо дурить мне голову. Это же… настоящий харалуг… — лавочник любовно погладил лезвие сабли, — Такого нигде сейчас не сыщешь.
— Как? Как вы его назвали? — переспросил Есеня.
— Харалуг. Что, никогда не слышал? Так называют булат на востоке. Даже не знаете, что продаете. Забирайте деньги и уматывайте. Еще найдете — приносите, возьму.
Есеня обалдело смотрел на лавочника, когда Колыван сгреб восемь золотых с прилавка и потащил его к выходу. Он так радовался, что не мог стоять на месте, и, похоже, боялся, что лавочник передумает, потому что тащил за собой Есеню с полверсты, когда, наконец остановился и отсчитал четыре золотых.
— На, держи! Ничего себе! Давай еще сварим! Ты представляешь, сколько это денег? Да мы богачами сделаемся, замки на горе построим!
Есеня покачал головой. «Когда-нибудь харалуг откроет медальон». Он подумал немного, стиснул деньги в кулаке, и побежал обратно в лавку.
— Куда? — крикнул ему вслед Колыван, но Есеня не оглянулся.
Он распахнул двери, когда лавочник вешал саблю на самое видное место, рядом с ножом.
— Дяденька! Я передумал! Мы не будем нож продавать!
— Ничего не знаю, — пожал плечами лавочник, — никто вас не неволил. Вы продали — я купил.
— Ну… Тогда продайте мне его обратно… — Есеня протянул три золотых.
— Посмотри. Я и цену на него специально повесил, чтоб голодранцы лишний раз не спрашивали, — лавочник кивнул на клинки.
Есеня посмотрел и разинул рот. На ноже висела табличка: «12 з». Есеня не поверил глазам и на всякий случай переспросил:
— Это… это сколько?
— Читать не умеешь? Нож — двенадцать, а сабля — двадцать.
— З… золотых?
— Нет, медяков! — лавочник рассмеялся.
Есеня вспомнил, что говорил Жидята. Любой благородный господин купит такой нож за десять золотых и будет доволен сделкой! Он тогда не поверил, а теперь… Да лавочник их просто обманул! Ну почему они не дождались Полоза! Впрочем, Полоз, наверное, тоже не знал, сколько это может стоить.
— Скажите, а точно такой булат называют харалуг? — спросил он. Ладно. Можно сделать еще один, и с Колываном, и со старым кузнецом. Ничего страшного, еще пять дней подождать можно.
— Ну что я врать тебе буду? — хмыкнул лавочник, — харалуг, харалуг. Это значит — черный цветок. Когда-то у нас делали похожий на него сварной булат, но он был только похож. А этот — литой. Иди прочь отсюда.
— А можно мне его только на минутку обратно взять, а потом отдать?
— Нет. Дорогая вещь. Много вас шляется. Иди отсюда, сказал.