Черный дом
Шрифт:
– А теперь вниз, на подмогу папуле! Только тихо, не спеша. Нельзя вспугнуть их раньше времени. Их гораздо больше, чем нас, и внезапность – наше основное преимущество. Вперёд!
Собака, точно в самом деле понимая свою хозяйку, почти неслышно проскользнула за порог и, ни на шаг не отходя от неё, не отставая и не обгоняя, двинулась по коридору, а затем вниз по лестнице. Как только они стали спускаться, Алина, видя растущее нетерпение пса, для верности взяла его за ошейник и, склонившись к нему, прошептала:
– Спокойно, спокойно, Мэнсон! Не спеши. Начнёшь действовать только по моему знаку. Будь готов!
Судя по решительному настрою Мэнсона, он, если бы обладал
Глава 11
Когда лестница, ведшая на второй этаж, заскрипела под чьей-то неторопливой крадущейся поступью, Стас и остальные, по-прежнему лениво бродившие по кухне в поисках неизвестно чего, тут же устремили взгляды в направлении шагов, ожидая увидеть возвращавшихся товарищей. Но вместо Руслана и двоих его спутников увидели мощного мускулистого боксёра с горящими глазами и окровавленной, хищно оскаленной пастью, из широкой груди которого вырывалось прерывистое хрипловатое дыхание вперемежку с приглушённым рычанием, и державшую его за ошейник невысокую ладную девицу в коротких облегающих шортах и розовой майке с глубоким вырезом, сжимавшую в правой руке длинный нож с запёкшейся на лезвии кровью.
Приятели остолбенели. Несколько секунд они стояли неподвижно, не отрывая округлившихся, немигающих глаз от странной пары, остановившейся на лестнице словно перед решающим прыжком, и ещё не вполне соображая, что произошло и что произойдёт сейчас, хотя и начиная уже понимать, что случилось что-то непоправимое.
Сразу же уразумел всё только Гоша. При первом же взгляде на свою вчерашнюю знакомую, представшую перед ним в новом образе – с ножом в руке и в сопровождении огромного пса, он понял, что его друзья, отправившиеся несколько минут назад на второй этаж, убиты и такая же участь, скорее всего, ожидает в ближайшие мгновения их всех и его в первую очередь. Он понял, что, явившись сюда, они попали в нехитрую ловушку, расставленную им хозяевами дома, для которых жизненно важно сделать так, чтобы ни один из непрошеных гостей не ушёл отсюда, чтобы страшная тайна чёрного барака не покинула его стен.
Но не только эти соображения возникли у него при взгляде на Алину. Едва он увидел её – её стройную точёную фигурку, которую она не имела привычки чересчур скрывать, рассыпавшиеся по плечам пышные шелковистые волосы, красивое выразительное лицо с идеально правильными чертами, полные ярко-красные губы, как обычно, тронутые тонкой усмешкой, и особенно – большие блестящие глаза с поволокой, от взгляда которых его всякий раз бросало в жар, – он уже не в силах был отвести от неё взор. Он отлично понимал, что сейчас произойдёт, какая страшная угроза нависла над ним и его приятелями, что нельзя терять ни секунды и необходимо немедленно что-то предпринять, как-то спасать себя… Но он ничего не предпринимал. Он просто стоял и, не отрываясь, едва не раскрыв рот, оцепенев и затаив дыхание, смотрел, как на какое-то диво, на ухмылявшуюся красавицу с заляпанным кровью ножом в руке.
Всё понял и Стас. Однако, в отличие от Гоши, он не стал бессмысленно пялиться на миловидную незнакомку и млеть от невыразимых, томных ощущений. Его изумление и замешательство длились лишь несколько мгновений, после чего он спохватился и быстро оценил сложившуюся ситуацию. Правда, так и не успел решить, что же предпринять: противник не дал ему на это времени. Алина взмахнула
– Мэнсон, фас! Рви их! Рви на куски!!!
Собака, из оскаленной пасти которой сочились тонкие струйки розоватой слюны, коротко всхрапнув и щёлкнув зубами, рванулась вперёд и всей своей массой обрушилась на первого, кто оказался на её пути. Это был тщедушный очкарик Тимофей, который, естественно не выдержав такого бешеного напора, даже не охнув, как подкошенный, повалился на пол, смятый мощной рычащей тушей. Его приятели, уже оправившиеся от первоначального смятения, бросились было ему на помощь, но в этот миг прихожая и кухня вдруг погрузились в темноту – Алина, едва выпустив пса, кинулась к выключателю и потушила свет.
В объятом тьмой помещении началось нечто невообразимое. Громкие возгласы, крики, беготня, рычание, звон посуды, грохот опрокидываемой и ломаемой мебели… Внезапно наступивший мрак ослепил присутствующих, они не видели ни зги и метались туда-сюда как полоумные, охваченные паническим, парализующим разум ужасом, не зная, куда бежать и что делать и всем существом, будто самой кожей чувствуя присутствие смерти. Кто-то бросился к входной двери, но она оказалась запертой, и все старания выломать её не дали результатов: дверь стояла как влитая, даже не шелохнулась; кто-то, порезав руки в кровь, разбил окно и попытался вышибить ставни, но также безрезультатно: ставни оказались на удивление крепкими; иные сделали попытку пробиться на второй этаж, однако, встреченные энергичными ножевыми ударами, с проклятиями и матерной руганью вынуждены были отступить.
Димон был одним из немногих, кто в этой жуткой свалке, среди бестолково носившихся, налетавших друг на друга, сталкивавшихся тел, среди диких воплей, стонов и гвалта, сумел сохранить относительное хладнокровие и способность соображать. Быстро оглядевшись вокруг, он подался в сторону, скользнул вдоль стены и юркнул в узкий коридорчик, ведший в глубь дома, – тот самый, на другом конце которого находился подвал, место давешнего Гошиного заключения. Однако, не успел он сделать и нескольких шагов, как из темноты на его голову обрушился мощнейший, сокрушительный удар, и он с проломленным черепом замертво рухнул наземь.
Гоша тоже не остался в стороне от начавшейся суматохи. Едва лишь погас свет и вокруг воцарился хаос, он поневоле вышел из оцепенения, в котором пребывал после появления Алины, и не осознанно, а скорее машинально, подчиняясь властному инстинкту самосохранения, забился под кухонный стол и, точно это могло помочь, зажмурил глаза и заткнул уши. Но это слабо помогало: перед глазами продолжали носиться страшные, не менее яркие, чем наяву, картины резни и кровопролития, творившихся рядом, а слух чутко улавливал душераздирающие крики его гибнувших товарищей. Крики, становившиеся постепенно всё приглушённее, всё тише, крики, понемногу превращавшиеся в стоны и предсмертные хрипы.
Среди всеобщей сумятицы, безумия и паники Стас оказался единственным, кто не пытался бежать, не ломал дверь и не вышибал ставни, а искал возможность оказать сопротивление и нанести врагу хотя бы минимальный урон. Он выхватил свой нож и, крепко сжав его в руке, напрягшись и стиснув зубы, резко поворачивался то в одну, то в другую сторону, каждый миг ожидая нападения невидимого противника и не решаясь пустить своё оружие в ход вслепую, чтобы не ранить кого-нибудь из приятелей, беспорядочно метавшихся вокруг. Враг же, будто нарочно, не спешил атаковать его, словно решил оставить предводителя компании напоследок и расправиться с ним как-нибудь по-особенному.