Черный Гетман

Трубников Александр

— Ta mig fanken! Se upp, detta дr slampa farlig som berserkens! — хрипло каркнул, влетая в дверь еще один нападавший. Он хотел добавить что-то еще, но не успел — захрипел и схватился за горло, из которого торчал кончик железной стрелки. Пока Ольгерд встречал первых гостей, Фатима, пожертвовав одеждой, ухитрилась собрать все запрятанное в платье оружие. "Сколько их там еще?" — успел лишь подумать Ольгерд до того, как из черноты дверного проема высунулся длинный мушкетный ствол.

Мушкет, стреляющий в упор, в отличие от притаившегося под окном врага —

более чем верная смерть. Стрелок начал водить стволом, выбирая цель. Ольгерд присел, прикидывая, как сподручнее проскочить к окну, когда Фатима, с диким воплем ринулась в сторону двери.

— Пригнись!!! — заорал Ольгерд что было сил. Но было поздно. Девушка метнула нож и одновременно грохот выстрела болью резанул барабанные перепонки. В спальню ворвался сноп огня и все вокруг во мгновение ока заволокло пороховым дымом.

Первым звуком, который услышал Ольгерд сквозь звон в ушах был тяжелый стук упавшего на пол оружия — нож девушки попал в цель. Сама же Фатима, отброшенная тяжелой, разворотившей грудь пулей, сломанной куклой лежала у дальней стены. Над ее головой, в том месте куда ее отшвырнул выстрел, чернело густое, как смола, кровавое пятно.

То, что происходило дальше, Ольгерд помнил урывками. Перед глазами его вдруг встала давняя, из детских лет картина, когда он, вооруженный отцовским охотничьим ножом, на заднем дворе у дома, играя в "войну с татарами", рубит высокий, в собственный рост, бурьян. И теперь перед ним словно оказались не люди, а бездушные, не способные сопротивляться кусты. Рука, сжимавшая саблю действовала безо всякой подсказки, и срубленный бурьян обращался в убитых врагов. Вот один наемник, уронив пистоль, хрипит, пытаясь затолкать в разверстую рану дымящиеся кишки. Вот голова другого, снесенная сабельным ударом, висит на лоскуте кожи, а из шеи фонтаном брызжет кровь. Вот третий сучит ногами, пришпиленный собственным палашом ко входной двери.

Вылетев на улицу, Ольгерд достал убегающего противника ударом в спину, краем глаза заметил надвигающуюся справа фигуру, развернулся всем телом, делая замах, чтобы нанести удар но, остановленный какой-то неведомой силой, безвольно опускает руки и начинает трястись, словно в ознобе, понимая что перед ним стоит, чудом уцелев, Измаил.

* * *

Ольгерд медленно опустил саблю. Все его тело от макушки до пят била мелкая дрожь. Убедившись, что им ничего больше не угрожает, Измаил откинул капюшон и, широко раскрыв глаза, осматривал место схватки.

— Как ты здесь оказался? — спросил Ольгерд слова с трудом выталкивались у него из пересохшего горла.

Египтянин покачал головой и ответил.

— Поздно ночью, даже ближе к утру, Сарабун поднявшись по нужде, обнаружил, что Фатима исчезла из своей комнаты. Он поднял меня, я расспросил сторожа на воротах, тот сказал, что "татарчонок" куда-то убежал на ночь глядя. Мы, на всякий случай, тут же побежали к тебе. Но не успели. Что здесь произошло?

— Шведы-наемники. Человек десять, не меньше. Окружили дом, напали в самое сонное

время.

— Кто их послал?

— Не знаю. Разговаривать было недосуг.

— Ладно, ежли кто уцелел — допросим. Фатима была с тобой?

— Да.

— Где она?

— В доме.

— Жива?

Ольгерд с силой вогнал саблю в ножны, достал тряпицу, обтер руку, по запястье забрызганную кровью.

— В нее стреляли в упор, больше я ничего не видел. Где Сарабун?

— Ждет за углом.

— Зови, я его проведу вовнутрь. Пусть поглядит, может… — Голос у Ольгерда совершенно осип и он не смог завершить последнюю фразу.

Измаил, понимая, кивнул, обернулся к соседним домам и махнул рукой. Тут же из-за угла выскочила и побежала к ним навстречу знакомая фигурка. Но не успел Сарабун поравняться с компаньонами, как из-за спины лекаря послышался звон оружия и топот множества армейских сапог.

— Вот и стража, — произнес Ольгерд, оглядываясь на распахнутые двери дома, внутри которого, словно на батальной картине, валялись, раскинувшись, недвижные тела. — Вот что, Измаил. Ты их, как хочешь, но на пять минут задержи. Сарабун Фатиму осмотрит, а я уцелевших поищу.

Египтянин кивнул, накинул на голову капюшон и вздымая руки, словно священник, пошел навстречу приближающимся к дому алебардистам. Ольгерд, не тратя время на объяснения, поволок за собой Сарабуна.

Как только они оказались внутри, в ноздри ударил тошнотворный, с привкусом железа, запах свежей крови, густо замешанный на кислом пороховом дыме. Даже беглого осмотра лежащих в прихожей было достаточно для того, чтобы понять: сабля разъяренного Ольгерда ни разу не сплоховала, а потому, живых здесь искать нет никакого резона. Переступая через изуродованные тела, Ольгерд увлек Сарабуна в спальню.

Утро уже начало вступать в права и солнечный свет, пробиваясь сквозь медленно оседающую пыль, освещал тело девушки, лежащей там, куда ее отбросил мушкетный выстрел. Сарабун, с немалым усилием вырвал свой рукав из ольгердова, насмерть сжатого кулака и, охая на каждом шагу, помчался к стене.

Ольгерд затаив дыхание, замер, в надежде на чудо. Хотя и без лекарского заключения было ясно, как божий день, что пулевая рана — хорошо различимая на обнаженном теле чернеющая под левой грудью дюймовая дыра, с торчащим обломком ребра, никак не может быть совместима с жизнью.

Поднаторевший в батальной медицине Сарабун даже не стал изображать врачебный осмотр. Приподнял и сразу опустил веко, склонился к ране, не оборачиваясь, выцедил:

— Прямо в сердце…

Справившись с дрожью в губах, Ольгерд кивнул, подошел поближе, окинул взглядом девичье тело. Красоту татарской девушки не смогла изуродовать даже страшная рана. Уснувшей валькирией лежала она, склонив подбородок на грудь, а щеки ее и лоб уже тронула восковая маска вступающей в права смерти.,

Сделав над собой нечеловеческое усилие, Ольгерд оторвал взгляд от девичьего тела и стал одного за другим обходить разбросанных по комнате шведов.