Черный город
Шрифт:
Руденко сплюнул на пол:
– Твою мать! Не в огонь, так в пламя! – Он отставил автомат в сторону, взглянул на старика: – Чего медлишь, дед? Стреляй, коль поднял ствол.
– Брось автомат!
– Уже!.. Может, еще на колени встать? – Руденко взглянул на лежавшего Тарасюка: – А ты чего разлегся, поднимайся! Если подыхать, то по-нашему, стоя, лицом к врагу!
– Смотрю, вы десантники, что ли? – проговорил старик-чеченец.
– Да, десантники. Пришли порабощать ваш гордый народ, убивать ни в чем не повинных чеченцев.
Тарасюк
– Чего ждешь? Пали из своего карамальтука. Тебе за нас Дудаев бабки отстегнет приличные. Мы в цене.
– Не кричи, жену разбудишь, она уснула недавно.
– Так все равно проснется от выстрелов.
Старик неожиданно улыбнулся:
– А вы действительно смелые парни. – Говорил он практически без акцента. – Зачем пришли? Разведчики?
– Какая тебе разница?
– Не груби старшим, это нехорошо.
Тут уже не выдержал Тарасюк:
– Дед, ну че ты тянешь кота за хвост? Задумал стрелять – стреляй; нет – опусти ружье.
– А вы меня из автоматов?
– Десант с женщинами и стариками не воюет. Должен бы знать, все же жизнь некороткую прожил.
– Опущу, только скажите, зачем пришли.
– Да за жратвой! От своих отстали, два дня плутаем по вашему гребаному Грозному, оголодали. Вот и решили пройтись по дому, глядишь, кто-нибудь что-нибудь и оставил. Прошлись на свою голову…
– Я вам не дед, зовите Ахмадом. У меня сын такой же, как вы, в Иванове живет. – Старик опустил ружье. – Идите за мной. Только тихо! Жена простудилась, вечером только лекарства нашел, недавно уснула.
Чеченец повернулся и вышел из комнаты. Руденко с Тарасюком переглянулись и пошли за ним. Вошли на кухню. Окно здесь тоже было забито фанерой. Ахмад зажег керосиновую лампу.
– Огня с улицы не видно. Садитесь. – Он указал на табурет вокруг стола.
Десантники присели, поставив автоматы между колен, держа в поле зрения коридор и готовые при необходимости вступить в бой.
Чеченец посмотрел на них, спросил:
– Курите?
– Курим, а что? – ответил Руденко.
– Есть курево-то?
– Угостишь – не откажемся!
Ахмад бросил на стол пачку «Беломора» и спички:
– Угощайтесь, гости!
Прикурив папиросу, сержант посмотрел на чеченца:
– Значит, говоришь, твой сын в Иванове живет? Нормально!
Ахмад нагнулся над столом:
– Да, нормально, ненормально другое. Ненормально, что идет война, ненормально, что у власти бандиты, которые никак не разделят эту власть; ненормально, что русские и чеченские пацаны стреляют друг в друга, рвут на куски гранатами, а их матери сходят с ума над свежими могилами своих павших в безумной бойне сыновей. Ненормально, что вы голодными ночью лазаете по домам, а мы вздрагиваем от каждого шороха. Все, что происходит в Чечне, ненормально. А то, что мой сын счастливо живет с русской женой в русском городе, это нормально. Так и должно быть. Мир должен быть. Люди должны оставаться людьми, а не превращаться
Руденко затушил выкуренную до мундштука папиросу.
– Ты прекрасно знаешь, что мы здесь не по своей воле. На хрена нам твоя Чечня? Нам до дембеля полгода оставалось, как бросили сюда. Или ты думаешь, нам в кайф шарахаться по твоему Грозному и отбиваться от боевиков? Или они не боевики, а защитники мирного населения? Все скопом – и чеченцы, и арабы, и хрен его знает еще кто… Насмотрелись мы на них! И на их дела тоже.
– Ладно! Хватит. Пустые разговоры, пустая трата времени. Давайте вещмешки. Много еды не дам, у самого продуктов в обрез, но двоим на сутки-другие хватит.
Чеченец забрал у Тарасюка вещмешок, прошел по коридору до кладовки. Вскоре вернулся, поставил мешок на стол:
– Тут три банки тушенки, три – консервов разных, банка соленых помидоров, лепешка, пачка папирос, спички, кусок мыла, полотенце. Уйти можете через подъезд, в доме дудаевцев нет. На ночевку лучше в развалины частного сектора уйти, там спокойней, особенно на окраине. Днем на улицу выходить не советую… Да кому я это говорю, сами уже знаете. Ваши крепко в парке стоят. И на вокзале. Но на вокзал вам не пробиться, а вот в парк можно.
– И как же пройти заслоны духов? – спросил Руденко.
– Духов? – усмехнулся чеченец. – Есть один переулок. Он начинается от соседнего квартала и идет по частному сектору параллельно парку, а потом резко поворачивает вправо. Так вот, от поворота до позиций ваших войск метров пятьдесят. В самом переулке гвардейцы Дудаева, у поворота их меньше, ну, а за поворотом вообще нет. Там ваши стреляют. До поворота можно пройти сектором. Но осторожно, не нарвитесь на посты. А нарветесь – шум поднимайте, свои вытащат.
Руденко, прищурив глаза, сказал:
– Ты как военный рассуждаешь. И откуда тебе известна обстановка у парка?
– Я и был военным. Прапорщиком, старшиной роты. Кстати, десантной роты, десантного полка. В Афгане последние перед увольнением годы дослуживал. В Баграме. Поэтому и усмехнулся, услышав про духов. А обстановку откуда знаю? Друг мой недалеко живет, а сына его дудаевцы к себе забрали. Ходили с другом к нему, теплые вещи, еду относили. А он, Алим, как раз у поворота на посту посменно службу несет. В парке русские укрепились основательно. В секторе частном и дудаевских войск много, но пройти через них можно! Если идти аккуратно и если повезет.
– А сколько тебе лет? – спросил чеченца Тарасюк.
– Пятьдесят шесть. А выгляжу на семьдесят? Знаю… Пережил много в свое время. Не дай всевышний вам такое же пережить. Хотя сейчас вам не легче, чем было мне в далеком Афгане, в плену у духов…
– В плену? Ты был в плену?
– Да. Потом бежал. Но это долгая история, вам пора идти, да и мне что-то нездоровится. Тоже, наверное, простудился. Печку топить нечем.
– А чего в подвал не спуститесь с женой?
– Ты думаешь, в подвале лучше, чем здесь?