Черный хрусталь

Бессонов Алексей Игоревич

Палач резанул ее по второй руке. Ута закусила губу, из ее глаз брызнули слезы – сжав веки, она отвернулась в сторону, и я увидел, как дрожь бьет ее обтянутые курткой плечи. На лбу у нее вдруг появились крупные капли пота. Дышать мне было все труднее и труднее.

– Если ты будешь молчать, он разрежет ее на кусочки. Прямо здесь – хочешь? Тебе приходилось резать сырое мясо для жаркого? Это будет очень похоже. Если кровь тебя не разговорит, мы попробуем огонь. Говори…

– Послушайте, – я едва узнавал свой собственный голос, – но ведь ваша вера

не приветствует насилие… я же знаю, я читал…

Моя реплика, кажется, немного развеселила Белого.

– При чем здесь вера? – поинтересовался он. – Речь идет о вещи настолько важной, что любые прегрешения перестают быть таковыми. Ты хочешь пуститься в богословский спор? Боюсь, у тебя мало времени. Сейчас принесут огонь…

И я все-таки потерял сознание.

Глава 6

На меня снова лили воду, но на этот раз я пришел в себя сразу же. Надо мной склонилась Ута. Первой моей мыслью было перевязать ее руки, но потом я увидел, что с этой задачей она, очевидно, уже справилась сама – на запястьях белели наспех затянутые повязки. Я лежал на куче вонючей гнилой соломы в углу тесной камеры, едва освещаемой маленькой лампой, что висела в специальном гнезде на стене. Где-то за моей спиной журчала вода; было холодно и ужасающе сыро.

– Как ты? – спросил я одними губами.

Ута отложила в сторону жестяную плошку, из которой только что меня поливала, и обессиленно легла на солому рядом со мной.

– Плохо, – ответила она. – Хвала богам, ты не умер…

– Мы давно здесь?

– Полчаса, наверное… я не сразу поняла, как набрать воды – там что-то вроде ключа в углу, но этим блюдцем трудно… я боялась, что ты умрешь. Эти… мерзавцы посоветовали нам подумать.

– Интересно, о чем? – хмыкнул я.

– Ты сможешь убить меня?

– Ч-что?!

Я приподнялся на локте и посмотрел на лежащую рядом девушку. Ее глаза, красные от недавних слез, мертво смотрели в каменный потолок. На грязных и запавших щеках слезы прорезали узкие дорожки…

– Мы можем заточить это об пол, – произнесла Ута и щелкнула пальцами по жестянке. – Но сама я не смогу. Не смогу… дура я, правда?

– При чем тут «дура», – вздохнул я. – Но может быть, у нас еще есть время?

– Время? А что это меняет? Я… сперва я хотела размотать повязки, но потом все-таки решила дождаться, пока ты придешь в себя. А ты все никак…

Ута говорила вялым, почти безжизненным голосом, и я понял, что короткая пытка отняла у нее слишком много сил. Я придвинулся к ней, обхватил рукой ее плечи и попытался поцеловать ее, но девушка отвернулась в сторону.

– Точи, – тихо сказала она. – Времени может и не быть.

Я взял в руки медную плошку и подумал, что заточить ее грань до нужной остроты будет, скорее всего, нелегко – стены и пол камеры были влажными от сырости.

– Ты не видела, что случилось с Бэрдом? – спросил я.

– Бэрда убили, – безучастно ответила Ута. – А нас забрали… если бы мы еще знали, зачем?

– Они

уверены, что я знаю, где находится череп.

– А… ты точишь или нет?

Я отвернулся к стене и принялся яростно елозить по ней краем медяшки. От трения скользкий камень стал относительно сухим, и дело потихоньку пошло.

«Хоть зарезаться сможем, – подумал я с некоторым облегчением. – Это все-таки лучше, чем сдохнуть там, под ланцетом этого мерзавца…»

Терзая медь о камень, я незаметно для самого себя начал погружаться в какое-то странное состояние, словно бы балансируя на краю яви и сна. Я видел своего отца, ведущего меня в храм, потом передо мной мелькнуло лицо учителя Камора, и я услышал его голос, резкий и требовательный:

– Вперед! Еще! Вяло, слишком вяло! Вот так, еще! Еще!

Са Камор куда-то делся, и я увидел мать, а потом – своего старого Куки, навсегда оставленного в маленьком городке на западном берегу. В том городке, в котором я встретил Иллари.

Я видел свой старый сад – и, одновременно, зеленую звезду, летящую над королевской столицей.

И, со звоном отшвырнув почти заточенную плошку, я упал на плечо Уты и заплакал.

– Я не буду тебя убивать, – простонал я сквозь слезы. – Я не смогу, ты слышишь?

– Как холодно, – странно отозвалась Ута. – Слушай, а кем ты хотел стать в детстве?

– Моряком, – прошептал я, содрогаясь. – Путешественником.

– Как странно, я тоже. Вот мы и стали моряками. И путешественниками. И скоро… скоро мы отправимся в самое длинное путешествие на свете.

В моей голове вдруг возникла благодарственная молитва, крепко выученная в детстве. Был ли в ней сейчас смысл? Наверное, не больший, чем в нашей пустой и нелепой смерти…

– Знаешь, – произнесла Ута, – вся жизнь – это сплошные долги. Мы все живем в кредит. Отдавая старые долги, мы следовали за Эйно, теперь мы сдохнем – интересно, там, за порогом, нас тоже будут ждать кредиторы?

– Да уж, – помимо собственной воли усмехнулся я. – Или же большая долговая яма.

Внезапно в мокрой тишине подвала раздался звук, сразу заставивший меня похолодеть. В одно мгновение я проклял свою слабость, из-за которой я отбросил кусок меди, способный быстро избавить нас от мук. Но было поздно: в замке со скрежетом проворачивался ключ.

– Это они, – зашептала Ута.

Я со стоном перевернулся на спину. С мокрого потолка сорвалась прозрачная капля, упала мне на щеку: холодная и безразличная.

– Хвала небесам, они здесь…

Не веря своим ушам, я поднял голову и чуть не закричал: на пороге стояли Бэрд, весь мокрый и пристукивающий зубами, и Рокас с карабином в руке.

– Быстрее, – коротко приказал он. – У нас очень мало времени.

Грудь Бэрда была забрызгана кровью.

Едва не теряя рассудок, мы с Утой выскочили в темный коридор, дверь захлопнулась за нашими спинами, и сильная рука Бэрда схватила меня за плечо.

– Только тихо! Наверху спят. Двоих, что были на страже, я зарезал, но их там много…