Черный интернационал
Шрифт:
На базу Феликс возвращался с чувством исполненного долга. И с усталостью. Три дня и ночи в засаде – это не так уж и много. И на базе не очень-то отдохнешь. Палаточный лагерь, полевые ограждения по периметру, пулеметные и минометные гнезда, снайперские секреты. Зато здесь спокойно. Боевики не настолько глупые, чтобы напасть на автономный отряд спецназа ГРУ. Да и вряд ли они знают местоположение базы. Лагерь-то кочевой, сегодня здесь, завтра там… И еще в лагере Феликса ждал верный друг Мишка. Его группа еще вчера вернулась с задания.
В штабе Феликс
– Не забивай голову, Феликс, – посоветовал ему командир отряда.
Подполковник Маслик был чем-то похож на покойного Кабаржина. Крепкий, основательный, взгляд жесткий и холодный только на поверхности, а в глубине – добродушие и вековая мудрость. Строгий командир, но справедливый. И в бою всегда первый. За такими офицерами солдаты и в огонь, и в воду…
– Информацию ты добыл ценную, наверх я уже доложил. Пусть разбираются. А ты дело свое сделал, так что отдыхай, пока есть возможность. Может, нам этого Кабира придется брать. Но я так думаю, лучше пусть им займется отряд, которым Кабаржин командовал. Так будет справедливо…
Трудно было с этим не согласиться. Но все же было бы лучше, если бы Маслик сам принял смелое решение и немедленно бросил свой отряд на зачистку Харсеноя. Пока его донесение рассмотрят наверху, примут решение, спустят приказ, пройдет немало времени. Исполнители будут уяснять задачу, производить расчет сил и средств, выдвигаться на исходные позиции – а это временные затраты. Словом, пока суд да дело, Кабир соберет своих недобитков и смоется, ищи потом ветра в горах… Но Феликсу сейчас легко рассуждать. Если Маслик отдаст приказ на зачистку, вся ответственность ляжет на него. Сам же он такую ответственность на себя взять не решился, когда шел мимо вражеского селения…
К тому же не так-то просто зачистить целое чеченское селение. Если боевики не решатся вступить в бой, то обнаружить их будет крайне сложно. На этот случай у них особая тактика. Федералы зачищают одну половину селения, но пока работают во второй, боевики просачиваются в первую и спокойно ждут, когда уедут русские. Так что для качественной зачистки нужно много сил. Иногда и двух тысяч бойцов бывает мало…
У штабной палатки Феликса ждал Мишка.
– Жив, курилка! – радостно распахнул он дружеские объятия.
Лицо светится. И взгляд сияет, но только поверхностно. В глубине глаз грусть и печаль. И все из-за Ситоры…
После того как девчонки уехали в Москву со своими сутенерами, Мишка не на шутку затосковал. Даже порывался ехать за ними. Потом, правда, передумал: гордость взяла верх над чувствами. В отличие от него Феликс и не думал расстраиваться. На следующий день снял на пляже двух симпатичных подружек, с одной закрутил курортный роман, другую сосватал Мишке. Надо сказать, что Мишка не воротил нос от своей Нины, даже спал с ней. Но думал-то он все время о своей Ситоре. Даже в пансионат, где она жила, наведывался – узнавал, не вернулась ли она. Не вернулась…
После отпуска они разъехались
– Я Калюжного видел, – сообщил Мишка. – Он говорил, что вы много «духов» положили…
– Да, можно сказать, что не мало, – кивнул Феликс.
– Это, ко мне в палатку пошли, посидим, поговорим. У меня бутылочка коньяка есть.
– «Реми Мартин»?
– «Реми Мартин» на Черном море остался. А у меня «Река Мартан». Самопальный коньячок, из Урус-Мартана привезли. Хорошая вещь, скажу тебе…
– Не отравимся?
– Не переживай, лично вчера опробовал.
– Ну, если лично…
У себя в палатке Мишка распечатал упаковку сухого пайка. Говядина в собственном соку, фарш сосисочный, паштет, рагу с мясом, крекеры, сахар, сухое молоко, кофе растворимый, карамель, каша гречневая с мясом, сухофрукты, хлебцы хрустящие, сельдь в масле, джем, чай, прессованное гороховое пюре, кетчуп… Ну чем не закуска?.. Еще у Мишки был шмат свежего слабосоленого сала.
– Из собственных домашних запасов. Последнее, что осталось… – весело пояснил он и тут же опечаленно вздохнул. – Еще воспоминания остались…
– Опять про Ситору свою вспомнил? – недовольно повел бровью Феликс.
– Не опять, а снова… Все думаю, как она там…
– Как-как, помнишь, как в песне, «меня в Афган, ее в валютный бар…»
– «Путана, путана, путана…» – с отрешенным взглядом, плохо попадая в ноты, протянул Мишка.
– С Таис такая же песня…
– Тебе-то что до нее?
– Я, кстати, про нее сегодня думал.
– С чего бы это?
– Да с того… Я же с ней был, когда у нас под боком Кабаржина взорвали. Кабир это сделал…
– Жаль мужика, – удрученно кивнул Мишка. – Давай помянем, что ли?
Он откупорил бутылку с темно-коричневой жидкостью, зубами сорвал пластмассовую пробку, ловко и быстро наполнил на два пальца стаканы.
– Помянуть-то помянем… Только я не об этом. Мы сегодня «духов» постреляли, думаешь, куда они шли? К Кабиру они шли, в Харсеной…
– Значит, эта сука уже здесь, в Чечне, – заключил Мишка.
– А где он, по-твоему, раньше был?
– А Кабаржина кто взорвал? Я так думаю, он лично руководил процессом.
– Может быть, – не стал отрицать Феликс. – Но сейчас он в Чечне. Харсеной для себя выбрал. Если он еще там… Уйдет, гад, в горы, попробуй потом, достань…
– А для чего, по-твоему, существует армейская разведка? Мы его, гада, из-под земли достанем. И это, к Кабаржину на тот свет отправим. Пусть он с ним там сам разбирается…
Друзья выпили, не чокаясь, за Кабаржина. По второй – за других своих павших товарищей. Коньяк в самом деле оказался неплохим. Густой, ароматный. И крепкий. Феликс почувствовал, что захмелел. Поэтому на третий заход не пошел. И Мишку предостерег. Они же все-таки на службе, а не на курорте. Тем более в любой момент мог последовать приказ на марш. Вдруг право взять Кабира поручат их отряду?