Черный клинок

ван Ластбадер Эрик

Вулф снова сделал выпад вперед, но Сума проворно отступил назад. Такая позиция повторялась уже дважды, тогда Вулф опустился на одно колено и резко помотал головой из стороны в сторону, как бы пытаясь отогнать наваждение. С деланным усилием он встал на обе ноги и неуклюже двинулся на противника. И снова Сума ловко отступил назад, но на этот раз с насмешливой улыбкой на лице. Лезвие ножа болталось у его бедра.

Тут Вулф неожиданно выбросил вперед согнутую в локте левую руку, а пальцами обхватил лезвие и от этого притворно закричал, как если бы обоюдоострое лезвие порезало ему пальцы. Затем он отдернул руку и резко толкнул Суму. Сума широко открыл глаза и с изумлением уставился на кровь,

струёй бьющую из раны на руке Вулфа, разум его помутился от поступка противника.

Слабость Сумы заключалась в его самонадеянности, и Вулф прекрасно воспользовался ею. Сума слишком полагался на мощь своего оружия, и теперь эта ошибка доконала его.

Вулф притянул его к себе как можно ближе, и черный луч его биоэнергии прошил оборону врага. Никогда в жизни не испытывал Сума такой боли. Она словно проникала в каждую клетку его организма, и они как бы взрывались одна за другой по цепной реакции, отключая разум. Сердце его бешено заколотилось, свет померк в глазах.

Тесную комнату заполнило ужасное зловоние, когда Сума ударился об окровавленные кедровые доски и бесформенной кучей рухнул на пол. А Вулфа охватила ни с чем не сравнимая радость победы и одновременно с этим пронзила боль – яд все-таки успел проникнуть в организм. Он упал на колени, попытался подняться, но не смог. Стало трудно дышать, а мозг, пока еще не затронутый ядом, почему-то обратился к образу Достопочтенной Матери. Где же она?

Он повернулся, пытаясь отыскать ее глазами, и тут раздался жуткий вой, протяжный, как ураганный ветер. От вибрации даже мелко-мелко застучали зубы.

А потом Вулфу показалось, что из комнаты вдруг улетучился весь воздух, а толстые кедровые доски, обрушившись со страшным грохотом, ударили по нему с такой силой, что его отбросило к другой стене, где он очутился под развалинами бревен и камней, но все равно живой, способный еще почувствовать приближение дикого зверя.

Вашингтон – Токио

– Мне нужно уехать из города, – заявил Джейсон Яшида.

– Но не сейчас же, – запротестовал Хэм Конрад, повернувшись на стуле, пока изучал фотографии, похищенные из сейфа отца в клинике «Грин бранчес». – Материал довольно сенсационный, я даже не ожидал найти такое. По сути дела, мой папаша замешан в похищении людей, работорговле, нанесении увечий и в убийстве. Нет, мы не можем так этого оставить. Мне понадобится твоя помощь, Яш, когда я схвачусь с ним врукопашную.

Яшида молча смотрел через окно за спиной Хэма на кусты роз, над которыми вились и жужжали стайки шмелей.

– Шото Вакарэ трижды не выходил на связь в условленное время, – сообщил он.

– Ну и что тебя так волнует? – спросил Хэм, отрываясь от изучения фотографий, проявленных им еще ранним утром. – Он же сообщил нам, что ведет Юджи Шияна в храм Запретных грез. Не стоит слишком волноваться. Разумеется, пока Вакарэ находится там, он не может рисковать, связываясь с нами.

– Боюсь, что ситуация хуже, чем мы думаем, – сказал Яшида, тщательно подбирая слова. – Вакарэ исчез. – Он помолчал, пока Хэм, заинтересовавшись, не поднял голову. – Может, он уже мертв.

– Мертв? – в недоумении переспросил Хэм.

– У меня нет выбора, кроме как поехать и лично разобраться, что там произошло.

Хэм минуту-другую подумал, но затем согласился:

– О'кей. Но делай все побыстрее. Мы не можем позволить тебе долго отсутствовать. – Он сделал решительный жест рукой. – Вылетай первым же рейсом и сообщай мне о всех своих шагах.

Яшида поднялся.

– Слушаюсь, сэр, – сказал он почти по-военному.

Хэм, опять занявшись рассматриванием фотографий, разоблачающих грязные дела его отца, уже не слушал Яшиду. Он слишком

углубился в изучение ужасной правды: Торнберг вовсю старался показать свою любовь к Соединенным Штатам и ненависть к японцам в качестве причины, вынуждающей его бороться с угрозой, исходящей от общества Черного клинка. Хэм сам не раз был свидетелем проявления его чувств. Он своими ушами слышал, как отец с артистическим блеском неоднократно высказывал это пентагоновским генералам да и самому президенту США. И все это время он занимался, хотя и не своими руками, похищением людей, проведением над ними экспериментов и их убийством. И всю эту мерзость он проделывал ради того, чтобы отыскать мифический эликсир жизни из Святого Грааля. Нет предела лицемерию человека! Хэм не находил слов от возмущения и поэтому как-то не придал значения отъезду Яшиды. А тот, выйдя из кабинета Хэма, немедленно покинул здание. Он даже не зашел в свой рабочий кабинет, расположенный рядом, и ни с кем не переговорил. Взяв такси, он отправился домой и, оставив шоферу десять долларов, попросил его подождать. Было начало двенадцатого – прошли ровно сутки после их тайного вторжения в клинику «Грин бранчес».

В своей квартире он в последний раз оглядел три небольшие комнаты, из которых уже заранее были вывезены мебель, картины, постельное белье, кухонная посуда и прочие вещи. По сути дела, здесь не оставалось ничего, кроме двух аккуратно упакованных чемоданов, ожидавших Яшиду сразу за дверью.

Но все же нужно было проделать еще одну процедуру. Яшида прошел на кухню, куда он обычно не любил ходить, и, открыв холодильник, посмотрел на валявшуюся там дохлую крысу. Как бы ему хотелось взглянуть на выражение лица Хэма Конрада, когда тот бросится его искать, но найдет лишь этого поганого грызуна. К сожалению, у него под рукой не было ничего другого, кроме этой крысы.

Разумеется, Яшида выдумал причину, по которой ему якобы нужно было быстро слетать в Японию. На самом деле ему, конечно, совершенно наплевать на Шото Вакарэ и на все, что там с ним произошло. Он использовал Вакарэ в своих целях, равно как и Хэма. А теперь он возвращается в Японию по повелению Достопочтенной Матери.

Яшида еще раз заглянул в пустые комнаты – не забыл ли случайно чего-нибудь из мелких вещей. Вроде ничего. Он вышел в переднюю, подхватил чемоданы и открыл дверь. Выйдя на лестничную площадку, аккуратно закрыл за собой дверь и запер ее на замок.

Спустя сорок пять минут он уже находился в аэровокзале международных линий аэропорта имени Даллеса. Там он первым делом глянул на большие часы наверху. В кармане у него лежал билет на рейс «Джал».

– На бирках багажа нужно надписать свое имя, – вежливо сказала молодая смазливая сотрудница авиакомпании, выдавая ему посадочный талон.

На двух картонках, подвешенных к чемоданам, отправляемым тем же рейсом, Яшида аккуратно вывел: «Господин Йей Фукуда», а пониже написал адрес крупной картографической компании в Токио. Эти же фамилия и адрес значились в его паспорте, кредитных карточках, в водительских правах и в других документах, удостоверяющих его личность и лежащих в его бумажнике.

Он прошел контроль службы безопасности, а также иммиграционный контроль, поскольку летел с паспортом японского подданного, где у него проштамповали дату выезда. Часы показывали Двадцать минут первого. До отлета самолета, вылетающего в Токио прямым рейсом, оставалось целых два часа. Посадка пассажиров должны была начаться через час, так что времени оставалось более чем достаточно. Яшида купил в киоске журнал «Форбс» и, взяв в буфете пару безвкусных бутербродов с горячими сосисками и чашку серой кофейной бурды, прочел две понравившиеся ему статьи о свертывании американской автомобильной промышленности.