Черный лебедь
Шрифт:
– Синьора Аризи, я звоню вам из Лондона, – сказал женевский адвокат.
Ого! Значится и впрямь в мгновение ока превратилась в важную персону.
– Я думаю, мы должны встретиться, – пролепетала я, словно была при последнем издыхании.
Теперь, когда слова матери облекались в реальность, я была неуверенна и смущена.
– Я тоже так думаю, синьора, – согласился он. Голос у него был ясный и сильный. – Вас устроит, если мы встретимся завтра?
– Конечно, – пробормотала я. – Завтра это прекрасно. Где?
– У
Я же чувствовала себя нерешительной и взволнованной.
– Я буду ждать вашего звонка, – сказала я.
Декроли, видимо, заметил мое замешательство и почувствовал необходимость успокоить меня.
– Вам не о чем волноваться, синьора Аризи, – мягко сказал он. – Все будет хорошо.
Инстинктивно я поднесла руку к золотой булавке Эмилиано, найденной в «Гранд-Отеле», которую приколола к вырезу моего платья.
– Надеюсь, раз вы так говорите, – пробормотала я, прежде чем положить трубку.
Вместо того чтобы ждать меня на площадке, Эми снова вошла в дом и стояла на пороге с нахмуренным видом, глядя на меня, словно богиня-мстительница.
– Что за важную вещь ты хочешь мне сообщить? – спросила я с невинным видом.
Она закусила нижнюю губу.
– Ты же мне обещала…
– Что обещала? – улыбнулась я.
– Что мы пойдем с тобой гулять.
– А ты, значит, передумала. Что ж, очень жаль. – Я изобразила разочарование.
– Почему это я передумала? – закричала Эми. – Ничего я не передумала. Я хочу гулять с тобой! – Она побежала мне навстречу и обняла меня, наполнив дом своим серебристым смехом.
Недовольное выражение исчезло, и ее личико светилось радостью.
Я поговорила с адвокатом Декроли, продумала свои честолюбивые планы и могла теперь полностью посвятить себя своей дочери, этому солнечному утру, которое ожидало нас, бесконечной болтовне с ней о легкомысленных и незначительных вещах, но исключительно приятных.
Через несколько минут, держась за руки, мы вышли из дома.
– Мамочка, куда мы пойдем? – спросила дочь.
– Куда ты захочешь, – снисходительно ответила я.
– Пешком или на Камилле? – продолжала расспрашивать она.
Эми тоже называла мой автомобиль Камиллой. Многие вещи у нас имели имена; стиральная машина звалась Гвендалина, холодильник – Бернардо, а миксер – Джиг-Робот.
Камилла стояла все там же, у тротуара, где я поставила ее накануне вечером, когда вернулась из Римини. Я прошла рядом с машиной и дружески похлопала ее по капоту.
– Пойдем пешком, – решила я. – Это приятно, удобно, экологично и, главное, полезно для здоровья.
– Привет, Камилла, – поздоровалась с ней Эми. – Сегодня у тебя выходной, – добавила она, подражая Федоре, – можешь делать что хочешь.
– Начнем с новостей, – предложила
– Можно мне тоже выбрать для себя газету? – спросила Эми.
– Ну, конечно. – Если бы сегодня она попросила у меня луну с неба, я бы нашла способ ее достать.
Мы направились через дорогу. В нескольких шагах от тротуара я услышала крик: «Берегитесь!»
Я увидела, как Эми вспрыгнула на тротуар, на который я инстинктивно ее вытолкнула, душераздирающий крик разорвал мой слух, и ревущее железное чудовище бросило меня в пустоту. И наступила тишина…
Глава 3
Я не знала, где нахожусь и что со мной, но я двигалась. Или, вернее, что-то двигалось подо мной. Единственное, в чем я была уверена, – это рука Эми, которую я сжимала в своей. Я слышала какие-то далекие шумы, таинственные отголоски. Я словно бы стояла на эскалаторе, который двигался в темноте. Скрежет зубчатых колес, по которым бежала лента транспортера, болезненно отдавался у меня в голове.
Я издала стон, который лишь усилил мои страдания.
– Кажется, она приходит в себя, – радостно сказал голос, который доносился откуда-то из темноты.
Боль неизмеримо усилилась.
– Слух начинает восстанавливаться, – сказал тот же голос. – Завтра мы сделаем еще одну пункцию. Все остальные анализы хорошие.
Маленькая ручка дочери в моей руке была для меня сейчас единственным утешением.
– Арлет, – позвал женский голос. – Арлет, ты меня слышишь?
Кто такая Арлет? Боль была не такая ужасная теперь, но все еще очень сильная.
– Мне плохо, – пожаловалась я неизвестному.
– Она говорит, – сказал прежний голос.
Я утонула в пустоте, в то время как чернота перед глазами постепенно рассеивалась, превращаясь в молочно-серую пелену. Я находилась в тумане или в облаке? Боль была терпимой. Сквозь серую дымку проступил большой освещенный диск. Это были часы, показывавшие четыре. Они выплыли из тумана и вернули меня к действительности. Меня везли на каталке.
Когда мы с Эмилиано вышли из аэропорта Линате, такие же круглые часы показывали четыре. Мы возвращались тогда из нашего первого путешествия в Париж.
В самолете, летящем в Милан, мы сидели один напротив другого, разделенные столиком, подобным тем, что в вагоне-ресторане Восточного экспресса. Эмилиано положил на его блестящую поверхность кипу бумаг, которые внимательно изучал. Он оторвался от них, чтобы сказать мне, что я изменяю его жизнь и его восприятие мира. Я сказала ему в ответ, чтобы он не смеялся надо мной, и спросила, продиктовано ли это его поведение стандартной техникой обольщения, которую он использует со всеми женщинами, или это какой-то запасной вариант.