Черный Легион: Омнибус
Шрифт:
Однако она улыбнулась при упоминании Мехари и Джедхора, и это меня насторожило. Она не должна была улыбаться. Анамнезис никогда не улыбалась.
Тревога уступила место коварнейшему из соблазнов: надежде. Могла ли улыбка означать нечто большее, нежели проблеск мышечной памяти?
— Скажи мне одну вещь, — начал я. Анамнезис оставалась сосредоточена на Гире, девушка плыла в молочной мгле.
— Мы знаем, о чем ты спросишь, — произнесла она.
— Мне следовало спросить раньше, но когда в моих мыслях свеж сон о волках, я менее
Она позволила себе кивнуть. Еще один ненужный человеческий жест.
— Мы ожидаем вопроса.
— Мне нужна правда.
— Мы никогда не лжем, — немедленно отозвалась она.
— Потому что предпочитаешь не лгать, или потому что не можешь?
— Несущественно. Результат тот же. Мы не лжем.
— Ты только что улыбнулась, когда я сказал, что двое мертвых — это Мехари и Джедхор.
Она продолжала неотрывно глядеть безжизненными глазами.
— Безотносительный моторный отклик наших биологических компонентов. Движение мышцы и сухожилия. Ничего более.
Моя рука, приложенная к стеклу, медленно сжалась в кулак.
— Просто скажи мне. Скажи, осталось ли внутри тебя что-то от нее. Хоть что-то.
Она повернулась в жидкости — призрак в тумане, шепчущий из динамиков комнаты. Ее глаза выглядели, как акульи: та же тупая эгоистичная бездушность.
— Мы — Анамнезис, — наконец, произнесла она. — Мы — Одно, из Многих. Та, кого ты ищешь — всего лишь доминантная доля кластера наших биологических компонентов. Та, кого ты помнишь, играет в нашей мыслительной матрице не большую роль, чем любой другой разум.
Я ничего не сказал, только встретился с ней глазами.
— Мы фиксируем на твоем лице эмоциональную реакцию печали, Хайон.
— Все в порядке. Благодарю за ответ.
— Она выбрала это, Хайон. Она вызвалась стать Анамнезис.
— Знаю.
Анамнезис вновь прижала руку к стеклу — ладонью к моему кулаку через толстый барьер.
— Мы причинили тебе эмоциональный ущерб.
Я никогда не умел лгать. Этот талант не давался мне с самого рождения. И все же я надеялся, что фальшивая улыбка ее обманет.
— Ты преувеличиваешь мою приверженность заботам смертных, — ответил я. — Мне было просто любопытно.
— Мы фиксируем, что спектр твоего голоса указывает на существенный эмоциональный вклад в данный вопрос.
От этого моя улыбка стала более искренней. Можно было только гадать, зачем создатели из Механикума наделили ее способностью анализировать подобные вещи.
— Не превышай своих полномочий, Анамнезис. Веди корабль и оставь мои заботы мне.
— Мы повинуемся, — она снова повернулась в жидкости. Кабели и провода, подсоединенные к выбритой голове, тянулись в стороны механическим подобием волос. Она каким-то образом выглядела почти что нерешительной. — Мы повторяем наш запрос на разговорный обмен, — сообщила она с причудливой женственной вежливостью.
Я прошелся по комнате, шагов не было слышно
— О чем ты хочешь поговорить? — спросил я, обходя ее стеклянную тюрьму. Она плыла рядом со мной, следуя за моими перемещениями.
— Мы хотим просто общения. Предмет несущественен. Говори, а мы будем слушать. Расскажи историю. Анекдот. Сообщение. Сюжет.
— Ты слышала все мои истории.
— Нет. Не все. Расскажи нам о Просперо. Расскажи, как тьма пришла в Город Света.
— Ты там была.
— Мы были свидетелями последствий. Мы не чувствовали непосредственного момента. Мы не бежали по улицам с болтером в руках.
Я прикрыл глаза, вой вырвался из моих снов и преследовал меня даже тут, в этом зале. На другом конце палубы Гира издала гортанный звук, который казался смесью рычания и смешка. Сколь бы много я ни утратил при падении моего родного мира, у волчицы были иные воспоминания. Как Гире столь нравилось мне напоминать, в тот день она славно поела.
— Быть может, в другой раз.
— Мы распознаем, что спектр твоего голоса…
— Итзара, прошу тебя, довольно. Мне нет дела до спектра моего голоса.
Она уставилась на меня так же, как и всегда: с парадоксальным сочетанием мертвых глаз и вызывающего замешательство внимания. Встретившись с ее взглядом, я заметил собственное призрачное отражение в стеклянной стенке цистерны. Видение в белых одеяниях, со смуглой кожей: мальчик, который родился на жаркой планете и благодаря археогенетическому искусству разросся, став орудием войны.
Анамнезис подплыла ближе, теперь приложив к стеклу обе руки. Рот безвольно приоткрылся во мгле. В ней не было никаких признаков жизни.
— Не обращайся к нам по этому имени, — произнесла она. — Та, кого так звали, теперь Одно из Многих. Мы — не Итзара. Мы — Анамнезис.
— Знаю.
— Мы более не желаем твоего присутствия, Хайон.
— У тебя нет власти надо мной, машина.
Она не ответила. Паря в неподвижной жидкости, она наклонила голову, словно вслушиваясь в далекий голос. Кончики пальцев оторвались от стекла и провели по нескольким из кабелей, подключенных к обнаженной голове.
— В чем дело? — спросил я.
— Ты… нужен.
Она посмотрела мне в глаза, и какое-то мгновение казалось, что она вновь улыбнется. Этого не произошло. Неземной взгляд сохранял безмятежность.
— Мы слышим крики чужой, — сказала она. — Она кричит в вокс, прося твоего присутствия. Но ты здесь, без доспехов и не отвечаешь.
— Что ей от меня нужно? — спросил я, хотя мог угадать ответ. Чужая проявила невероятную силу, сдерживаясь так долго.
— Ее мучает жажда, — отозвалась Анамнезис. В глазах снова мелькнуло нечто, так и не ставшее эмоцией. Возможно, примесь дискомфорта. Или тень отвращения. Или, как она утверждала, всего лишь мышечная память. — Ты хочешь связаться с ней?