Черный Легион: Омнибус
Шрифт:
Подал голос Телемахон. Он был единственным из нас, кто не раз сражался рядом с Абаддоном во время Великого крестового похода.
— Ты изменился, — произнес он. Мягкий голос был под стать его безмятежной серебряной маске.
Абаддон кивнул.
— Я ходил по поверхности каждого из миров в этой тюрьме-чистилище. Это было необходимо — чтобы выяснить границы этого царства, увидеть его тайны, — он снова поглядел на болтер и начал заново собирать вычищенное оружие. — Меня больше не интересуют старые распри и союзы. Хотим мы того или нет, но сейчас новая эпоха.
Я выдохнул, хотя не сознавал, что
— Это все, что ты можешь сказать — что ты лучше и мудрее тех из нас, кто погряз в Войнах Легионов? Абаддон, твой род практически угас.
Мой пыл лишь повеселил его.
— Послушай себя, брат. Ты все споришь и споришь, будто сам не повинен в тех же самых прегрешениях, которые бросаешь к моим ногам. Ты стоишь передо мной и осуждаешь мои решения потому, что действительно с ними не согласен, или же потому, что пришел сюда как адвокат Фалька?
Стоявший рядом со мной Леор издал лающий смешок. Я чувствовал, что Телемахон улыбается под своим шлемом.
— Ты недооцениваешь серьезность ситуации, — произнес я. — Луперкалиоса больше нет, его стерли с лица земли.
— Я полностью в курсе о том, что произошло у Монумента.
Несколько секунд я не находил слов.
— Я не понимаю, как ты настолько спокойно обходишься с этим.
— А я должен вопить от ярости, будто ребенок, — парировал Абаддон. — Ярость — это оружие, брат. Клинок, которым пользуются в бою. Вне войны она обычно затуманивает ясность суждений. С чего мне оплакивать Легион, который я предпочел бросить? Я больше не один из них.
Я едва мог поверить, что слышу эти слова от бывшего Первого капитана Сынов Гора. Абаддон расценил мое молчание как капитуляцию и усилил нажим.
— Ответь мне, Хайон — ты все еще легионер Тысячи Сынов? Леорвин, ты еще Пожиратель Миров? Телемахон, имя чьего Легиона звучит наиболее пусто, ты остаешься одним из Детей Императора? Император и его потерпевшие неудачу сыновья дали вашим Легионам эти названия. Отзываются ли они до сих пор гордостью в сердце и душе? Вы все еще дети своих отцов, чтите их и воплощаете собой их неудачи? Вы видите их изъяны и слабости и хотите это повторить? Саргон глядел на пути будущего и говорил мне, что все вы не ограничены зовом никчемных кровных линий. Он ошибался?
Его настойчивые обвинения отрезвили нас троих. Мы вновь погрузились в молчание. Когда у тебя есть тысяча вопросов, становится непросто понять, с чего начинать. Абаддон обращал на нас мало внимания, он вытравливал на гильзах болтерных зарядов хтонийские руны.
Леор снова принялся бродить по залу, разглядывая биологические компоненты, которые Абаддон хранил в разнообразных жидкостях. Глаза, сердца, легкие. Одним Богам было ведомо, где он их достал. Большинство не принадлежало людям, а консервация органов Нерожденных требует особого терпения и квалификации в алхимии. По этому мемориальному залу можно было ходить целую неделю и не увидеть даже половины его чудес.
Вернувшись, Леор осушил еще одну колбу с мерзким варевом хозяина. Его темное лицо расплылось в улыбке.
— Я не изучаю черную магию, но все же — ты включил колдовство в список того, чему научился?
Абаддон вновь развернулся и оглядел нас. Шейные сервоприводы его доспеха издали тихое рычание.
— Брат, я привык к
— Он имеет в виду гипновопль, — произнес я. — Где твой астропат?
— Ааа. У меня нет астропата. Есть мозги трех астропатов, которые плавают в суспензорной жидкости и подключены к психорезонантным кристаллам, растущим по всему кораблю. Ты по ним бил несколько минут назад, Леорвин.
Он указал на коллекцию органов и разбитых кристаллов, находившуюся в прозрачном цилиндре с тошнотворной серой жидкостью.
— Это маяк, которым я пользуюсь, чтобы отыскивать дорогу назад, возвращаясь из странствий. Один из мозгов принадлежал жрице эльдар. Она неплохо сражалась, скажу я вам. Впрочем, обслуживанием устройства жизнеобеспечения занимается Саргон. Я так и не достиг достаточного мастерства, чтобы самостоятельно поддерживать его функционирование.
— Саргон мертв, — сказал Леор. — Он погиб несколько месяцев назад, когда Дети Императора устроили нашему флоту засаду.
Абаддон вновь вернулся к нанесению надписей.
— Сомневаюсь, поскольку говорил с ним всего три дня назад. Он в Склепах, несколькими палубами ниже нас. Он ходит туда медитировать.
Стало быть, Саргон выжил и был средством, чтобы заманить нас сюда, к Абаддону. Еще на один вопрос появился ответ еще до того, как я успел его задать. Информацию о том, как именно Саргон спасся, я намеревался при необходимости вырвать из мозга Несущего Слово, но на мой разум давило нечто более срочное.
— Какие-нибудь из твоих сервочерепов засекали волка?
Абаддон приподнял покрытую шрамами бровь.
— Одного из воинов Русса? Или ты подразумеваешь млекопитающих Kanas lupis со Старой Земли?
— Второе. Нерожденный, воплощенный в виде фенрисийской волчицы. Я не получал от нее никаких вестей с того момента, как мы зашли на борт.
— Кажется, я припоминаю, что видел одного такого на корабле. Я так понимаю, что это существо твое?
— Да, она моя.
Смех Абаддона напоминал булькающий и урчащий рык медведя.
— Ты называешь его «она». Какая прелестная сентиментальность.
Леор налил себе еще колбу маслянистого пойла. Он сделал большой глоток, и на его сшитом из лоскутов лице появилась мрачная улыбка. Ему и впрямь нравилась эта штука.
— Знаешь, мы все еще собираемся забрать этот корабль, — добродушно сказал он. Абаддон совершенно не выглядел ни удивленным, ни встревоженным.
— Хорошая цель. Это один из самых достойных памятников изобретательности человечества.
Телемахон подошел ко мне и встал рядом. Он был единственным из нас, кто до сих пор оставался в шлеме. Несмотря на это, я ощущал, что он легче всех чувствует себя в обществе Абаддона. Меня занимал вопрос, в том ли дело, что я лишил его мыслей и эмоций. Я переделывал его, чтобы легко добиться повиновения, но до сих пор он вел себя до разочарования бесстрастно. Последнее, чего мне хотелось — создавать новых слуг, подобных моим рубрикаторам. Я уже мог представить, что скажет Ариман: в следующий раз, когда наши пути бы пересекутся, он неизбежно будет рассматривать мои манипуляции с Телемахоном как низкое лицемерие. Больше всего меня раздражало, что он оказался бы прав.