Черный маг за углом
Шрифт:
И Осенева взбесилась. И убила Кирюшеньку…
А потом испугалась и решила тело свиньям скормить, нет тела – нет дела. Это ж какой больной фантазией надо обладать! Спасибо американскому кинематографу, подсказавшему подобный способ избавления от трупов.
И ведь так и не призналась, подлюга! И на суде все таращилась на нее, на Лану, словно пыталась что-то сказать. И Лане вдруг захотелось подойти, поговорить, услышать, что та скажет в свое оправдание.
Хорошо, что Петр Никодимович и Сережа рядом были, удержали от идиотского поступка.
Сережа вообще очень скрашивает одиночество.
Но тут вмешался этот дурацкий пес, Тимка! Лана его в последнее время все чаще запирала в кабинете, чтобы не мешал ни ей, ни гостям. Потому что вел себя алабай после гибели хозяина преотвратно! Во-первых, злобно облаял закрытый гроб с телом, когда Кирилла привезли из морга. Никакого скулежа, никаких страданий, бросался на гроб с такой яростью, что прямо стыдно было перед близкими!
Тогда его в первый раз и заперли в кабинете. А потом оказалось, что Тимка на дух не переносит ни Шустова, ни Тарского. В его глазах плескалось столько ненависти к этим милым людям, он так страшно рычал при их появлении, что Лане порой казалось – пес просто взбесился. Хотя в остальное время Тимка вел себя более чем тихо – часами лежал на коврике в холле и молчал. Ни скулежа, ни воя – смотрит и смотрит. Словно с укоризной, паршивец такой!
Пес вообще напрягал Лану все сильнее. И девушка была даже рада, когда во время вечерней прогулки алабай сбежал. Тимку всегда спускали с поводка, когда приходили на место выгула собак, отпустила Лана и в тот вечер.
Пес медленно бродил по пустырю, тоскливо вглядываясь в темноту. А потом вдруг замер, задрожал всем телом, взвыл, словно от счастья, и ломанул с такой скоростью, что Лана не успела отреагировать.
Она звала Тимку, долго звала. Но пес больше так и не пришел.
И теперь некому было бесноваться под дверью кабинета во время любовных признаний Сережи. А он так красиво говорил, смотрел с такой страстью, его руки и губы были так умелы, а сам он – так по-мужски привлекателен!
Да и маме с папой Сережа нравился. Родители одобрительно относились к его присутствию рядом с их дочерью. Они, конечно, тоже очень любили Кирилла, но что ж теперь поделаешь! Девочке будет гораздо проще перенести случившееся, когда рядом будет умный, сильный, нежный и преданный мужчина.
Они и Петра Никодимовича принимали у себя в доме с радостью.
Только брат почему-то сторонился и одного, и второго. Он смог вырваться со своих съемок в Америке только на день, когда Кирилла хоронили. И как-то странно реагировал на Петра Никодимовича и Сережу, шарахаясь от них, словно от зачумленных. И ерунду какую-то нес, от которой у Ланы мгновенно начинала болеть голова.
Она, голова, вообще болела очень часто с момента гибели Кирилла. Может, именно поэтому Лана не могла пока сблизиться с Тарским окончательно.
И не только поэтому. Мешало что-то еще. Что-то, пылающей занозой сидевшее в сердце. И открывающееся только во сне…
Глава 23
Несколько первых ночей, прошедших после того жуткого дня, когда пропал Кирилл, Лана спала без сновидений.
Хорошо, что мамуля привезла с собой свое снотворное, только эти капсулы и помогли Лане провалиться в черную бездну небытия.
Именно небытия, черного и душного, в котором не было ничего. Ни звуков, ни движений, ни цвета, ни запахов.
Тьма. Вязкая и тягучая.
И только дня через три, после похорон, когда измученная и выгоревшая изнутри от боли Лана смогла уснуть без снотворного, убаюканная ласковым поглаживанием маминых рук, вместо душного мрака она оказалась здесь, на берегу Испании. Рядом с Кириллом и Тимкой…
Но вот удивительно – она знала, что спит! И что все это – сон!
А самое главное – во сне она становилась прежней Ланой. Все помнившей, все понимающей.
И медленно сходившей с ума от отчаяния. От невозможности достучаться до себя самой, той зомбированной идиотки, что владеет ее телом днем.
Лана помнила все, что происходило с ней за день, и ужасалась своему поведению. Ну как? Как можно быть такой тупой?! Такой бездушной?!
Такой… амебой, инфузорией безвольной! Даже не туфелькой – лаптем!
Злиться на Тимку, терпеть рядом этого смазливого хлыща с холодными глазами, считать милашкой-обаяшкой двуличную прямоходящую особь, удачно мимикрировавшую под человека. Да ведь достаточно просто заглянуть в те два крохотных черных дула, нацеленных на окружающих из-под тяжелых надбровных дуг!
Там же клубится Тьма!
И папа тоже хорош! Ну ладно мама, она, как и сама Лана, была буквально раздавлена случившимся, вот и подпустила к себе душку-профессора достаточно близко для того, чтобы стать очередной носительницей порабощающего браслета. Но отец! Он ведь умный, сильный, жесткий, а главное – проницательный человек! Без этого в большом бизнесе не выжить!
Как он не почувствовал неладное?! Яромир ведь смог! Брат сразу дистанцировался от новых знакомых своей семьи, он порой вел себя откровенно по-хамски, отказываясь пожать протянутую руку, но Ярику было плевать на церемонии. Он пытался поговорить с родными, открыть им глаза, он один не верил в виновность Лены. И не только потому, что подруга сестры ему нравилась, Яромир просто видел очевидные нестыковки в деле, те самые торчащие наружу белые нитки.
Но его никто не слушал. Если бы брат смог остаться! Он нашел бы способ освободить сестру и родителей от гнета чужой воли, разобрался, что к чему!
Но условия его контракта были достаточно жесткими, фильм, в котором снимался сейчас новый любимчик голливудских режиссеров Яромир Красич, имел многомиллионный бюджет, и неустойки в случае срыва съемок были космические.
Впрочем, Ярик вполне мог пойти на срыв съемок, если бы видел в том необходимость. Такое уже случалось.
Но увы… За один день, проведенный в печальной суматохе похорон, толком разобраться в происходящем невозможно. Неприязнь к Шустову и Тарскому была инстинктивной, объяснить толком, почему родным следует держаться подальше от этой парочки, Яромир не мог.