Черный нарцисс

Вербинина Валерия

– Хорошо, – сказал он. – Итак, кто пригласил вас на вечер?

Прошел час, в течение которого за окном прогрохотали десятка два трамваев, отшумела гроза и показалось солнце. Здесь же, в тесном кабинете с табличкой на двери «Следователь А. Помогай», по-прежнему не было видно никакого просвета. То есть Антон узнал множество деталей, но ни одна из них ни на йоту не придвинула его к разгадке гибели Екатерины Бородиной, урожденной Корчагиной, – хотя Лиза сидела, сложив на коленях руки, и обстоятельно отвечала своим детским голоском на каждый вопрос.

Да, на вечер ее пригласила

Вероника.

Она, Лиза, была очень рада пойти, потому что вообще-то редко где бывает.

Сергей был с ней очень мил, хотя он сейчас такой большой человек, ах.

И Виктория была очень мила.

Катя вообще прелесть.

Нет, Лиза не заметила ничего странного.

Нет, Катя ни с кем не ссорилась.

Нет, она, Лиза, не читала романов Виктории Палей, потому что для нее существуют только стихи, а детективы – это не ее, и вообще она не понимает, как можно читать романы про убийства. Что в них может быть интересного, на самом деле?

На втором часу этого совершенно бесполезного допроса в кабинет заглянул один из коллег Антона и шепнул ему, что его ждет прокурор, так как в деле обнаружились новые важные обстоятельства. Антон попросил Лизу перечитать показания и подписать их. Читала она, похоже, по слогам, и пока она держала в руках протокол, за окном опять сгустились тучи и пошел дождь.

– Все верно? – спросил Антон.

– Вроде бы да, – ответила Лиза и поставила подпись, быструю и решительную, которая странным образом контрастировала со всем ее обликом. – Я могу идти? – несмело спросила она.

– Да, идите.

Он запер дверь и отправился к прокурору, который сидел в своем кабинете в облаке дыма и одну за другой смолил крепкие сигареты. При виде Антона прокурор свирепо прищурился.

– А! Ну что, вундеркинд? Как дело лондонской мадамы? Нарыл что-нибудь?

Шестидесятитрехлетний прокурор Игнатов всех следователей моложе сорока называл вундеркиндами.

– Нового ничего нет, – признался Антон и, подумав, уточнил: – Пока.

– Х… работаете, – донеслось до него из облака дыма.

– Простите, Андрей Сидорович? – растерялся Антон.

– Именно то, что я сказал, – ехидно ответил прокурор и протянул ему какую-то папку. – Любуйся. Второй труп.

Антон открыл папку, полюбовался и осторожно закрыл ее.

– Я знаю этого человека, – объявил он. – Совсем недавно я его допрашивал. Это Геннадий Нифонтов, одноклассник убитой.

– Сбит машиной, – свирепо пропыхтел прокурор. – Открываем роман нашей писательницы, и что мы видим? – Он извлек из дыма мятый том в зеленой обложке. – Жертва номер два, молодой мужчина, сбитый машиной. Страница пятьдесят три. Ты можешь объяснить это, Антон? – закричал Игнатов. – Я – не могу!

Следователь кашлянул. От сигаретного дыма у него першило в горле.

– Я внимательно прочитал роман, – сказал он, – и заранее навел кое-какие справки. У Виктории Палей нет машины, и она не умеет водить.

– Это известно с ее слов? – пробурчал прокурор, малость поостыв.

– Нет, со слов ее знакомых. Все они говорят одно и то же.

С гримасой отвращения прокурор пролистнул несколько страниц.

– Судя по всему, дама любит разнообразие. Третья

жертва – мужчина, и его задушат. Четвертого, между прочим, повесят, причем это еще не конец. Ненавижу детективы, – горестно признался прокурор, захлопывая книжку. – Ну, допустим, арестуем мы ее, и что? Пресса подымет хай, дама получит вселенскую славу, а нас с тобой сожрут и костей не оставят. Она точно не умеет водить машину?

– Да. Обычно Палей говорит, что не любит возиться с техникой, но это не совсем так. Просто она страдает клаустрофобией и не любит замкнутых пространств.

– Очень плохо, – вздохнул Игнатов, обмякая в кресле. – Если эта графоманка тут ни при чем, получается, что мы имеем дело с маньяком. Лично я предпочел бы графоманку, потому что ловить психа – то еще удовольствие, Антон. Если это просочится в прессу…

– Я приму меры, чтобы такого не случилось.

– Хватит корчить из себя взрослого! – внезапно разозлился прокурор. – Какие еще меры ты примешь? На вечере было двое журналистов, они что, не поймут, что убили еще одного их одноклассника?

– Это журналисты из глянца, Андрей Сидорович, – напомнил Антон. – Такие происшествия – не их профиль.

– Ага, а в «желтой прессе», конечно, друзей у них нет, – страдальчески пропыхтел прокурор. – Запомни, Антон: все журналисты – сволочи. И заслужили они только одно: чтобы всех их покидать в одну яму и сжечь напалмом. Да! И хватит ухмыляться, – обидчиво добавил он. – Я все вижу!

Игнатов ненавидел журналистов с тех пор, когда в девяносто каком-то году некая газетенка ославила его на всю Россию как взяточника и вора. Журналиста в конце концов уволили, газету заставили принести официальные извинения, но пятно осталось и время от времени напоминало о себе самым болезненным образом. А Игнатов тогда, помимо всего прочего, перенес инфаркт и через несколько месяцев снова стал курить, хотя до того воздерживался от сигарет почти десять лет.

– Гнилое дело, совершенно гнилое, – просипел прокурор. – Что ты стоишь, как памятник? Садись! – Он почесал ухо. – А если бы она умела водить машину, что тогда, а? – внезапно спросил он. – Ты бы ее арестовал, признайся?

– Нет.

– Даже если бы у нее не было алиби?

Антон усмехнулся.

– Когда писательница пришла на вечер, она попросила у своего бывшего поклонника, Сергея Брагина, помочь вылечить дочь их одноклассника, которого не видела много лет. Вот так. Может, я и не разбираюсь в людях, но даже если все улики будут против нее, я сначала проверю, не пытаются ли ее подставить.

– Ну-ну… – пробурчал прокурор. – Ладно, твоя взяла. Ты проверял, не было ли у нее каких счетов с убитыми? Так, для очистки совести?

– Нет, – ответил Антон. – Против этих людей она ничего не имела. Хотя… кто-то упоминал, что Нифонтов ухаживал за ней в школе, но ничего серьезного там не было, насколько я понял.

– Опять двадцать пять, – потрясенно молвил Игнатов. – Нет, Антон, воля твоя, но тут что-то нечисто. Больные детки и добрые тети – это хорошо, но давай не забывать о деле. Вызови Палей снова. Проверь ее алиби. И если у тебя появится хоть тень сомнения… Ты знаешь, что в таком случае делать.