Черный оазис
Шрифт:
— Изурдаг! Изурдаг! — пронеслось по рядам стоящих.
И вправду, лишь Изурдаг, бог Тьмы, мог источать ужас, заставлявший сейчас бледнеть лица подданных Тумалеха. Только что солнце палило, оставляя ожоги на коже людей, а сейчас оно не могло даже согреть их, жавшихся друг к другу от внезапно охватившего всех могильного холода.
Изурдаг, властелин мрака, хозяин царства, отрекшегося от света, бросивший вызов остальным богам, включая всесильного Анубиса, явился народу Хемену, и стон прокатился по толпе — не будет теперь пощады всему живому. Жестокая кара ждет тех, кто всю жизнь поклонялся Свету, отвергая не менее могущественный
Через некоторое время кольцо окружавших бога Тьмы людей начало прореживаться, и сквозь него вновь показался угольный торс Изурдага. А еще через мгновение он в одиночестве возвышался над грудой изрубленных тел, когда-то бывших лучшими воинами Тумалеха. Весь он был забрызган кровью, кровь стекала и с его черных мечей, которые рубили без устали и не зная преград. Солдат фараона не спасли ни щиты из леопардовых шкур, ни кожаные панцири, ни бронзовые шлемы. Изурдаг искромсал все это, словно тончайший папирус.
Не видя более помех на своем пути, бог Тьмы на глазах у оцепеневшей от страха толпы ступил на помост и двинулся к фараону.
— Остановись, порождение ночи, ты оскверняешь своим присутствием жертвенник, приготовленный богам Солнца! — провозгласил Тумалех и взметнул вверх свой посох.
Изурдаг замер на какое-то мгновение, но вскоре снова раздалась его тяжелая поступь. Тогда Тумалех, продолжая держать над собою посох, другой рукой схватил копье и метнул его в бога Тьмы. Бросок был точен и силен. Таким броском фараон на поле брани мог пронзить сразу нескольких врагов. И не избежать бы этой участи Изурдагу, как вдруг произошло невероятное. Едва достигнув бога Тьмы, копье вдруг почернело, задымилось и, ударившись о доспехи Изурдага, рассыпалось на мелкие обугленные щепки.
Но все-таки фараон был одним из лучших копьеметателей на земле Хемену: металлический наконечник успел пробить нагрудный панцирь бога Тьмы. Изурдаг выдернул его и издал жуткий вопль, заставивший похолодеть сердца всех присутствующих. Свита Тумалеха, наконец, не выдержала и в панике бежала прочь.
Рана бога Тьмы кровоточила, оставляя на помосте черные, как смола, капли. Фараон продолжал невозмутимо стоять, скрестив на груди руки. Глаза его выражали гордое презрение к исчадью темноты.
Когда Изурдаг оказался так близко, что Тумалех ощутил его ледяное дыхание, он занес свои черные мечи…
И в этот момент Кархашим, недвижно лежавший всё это время в воде, выпрыгнул из ванны и оказался перед Изурдагом.
Кархашим Справедливый был настолько велик, что ни один аллигатор Нила не мог сравниться с ним в размерах.
Могучие челюсти сомкнулись на шее бога Тьмы, а сильнейший удар хвостом сбил его с ног. Изурдаг взвыл, и его вой захлебнулся в горле, сдавленном зубами Кархашима. Противники рухнули с помоста и покатились по земле. Борьба
Бог Тьмы яростно осыпал ударами своих мечей тело крокодила. Кархашим же разрывал его черную плоть своими лапами, не ослабляя хватки и смыкая зубастую пасть все сильнее.
Когда все затихло, оба были мертвы.
Бог Тьмы был водворен обратно в свой железный ковчег. Сотня рабов перенесла его в священное ущелье, где он был сброшен в клокочущее лавовое озеро.
Тело Кархашима забальзамировали, оплакивали восемь дней и захоронили в одной из гробниц с несколькими наложницами, чтобы они послужили царскому аллигатору и в царстве мертвых.
А потом начались дожди, смывшие с земли Хемену кровь воинов, сложивших головы за своего повелителя, ядовитую черную кровь Изурдага, а также священную кровь Кархашима Справедливого, в последний раз спасшего царство своего владыки Тумалеха.
Еще многие месяцы Тумалех был безутешен. Улыбка вернулась к нему лишь, когда его луноликая жена Анадит принесла долгожданного сына…
Новый день Горин начал с того, что залез отмокать в ванну. Затем, встретившись взглядом с собственным отражением в зеркале, он отметил в своей внешности два недостатка: первый, возникающий время от времени — многодневную щетину, — он собирался устранить немедленно, а со вторым — синяком под глазом, напоминающим о вчерашнем визите Зафара, — приходилось смириться.
Напевая, Артем стоял у зеркала и подбирал галстук к рубашке. Вернее, выбирал, какую из двух выходных рубашек ему надеть, чтобы она хотя бы приблизительно подходила к его единственному галстуку.
Зазвонил телефон, и Горину пришлось взять трубку.
— Артем Михайлович?
Он узнал голос одного из фээсбэшников, посетивших его две недели назад.
— А ведь снимать трубку могло быть и некому после вчерашнего визита хорошо известных вам гостей, — с упреком в голосе сказал Горин. — Нашли, значит, подход к клиенту? Долго выдумывали? Узнаю почерк комитетчиков…
— Очень сожалею, что так вышло, но не хотелось бы обсуждать это по телефону, — голос в трубке был вежливым, но настойчивым.
— Боитесь, что вас прослушают ваши же коллеги? Мне, знаете ли, тоже не хотелось бы обсуждать это ни по телефону, ни по телевизору, вообще никак. Я же вам уже дал понять в прошлый раз…
— Да перестаньте кривляться, Горин, — голос стал резче. — Вы вляпались в неприятности, а мы предлагаем нам их избежать. Работа-то на самом деле пустяковая, а деньги очень, повторяю, очень приличные. Может, это предложение каким-то образом уязвляет ваше неоправданно раздутое самолюбие? Или оно вас смущает по какой-то иной причине? Если так — мы можем спокойно обсудить все детали. — Голос в трубке снова стал благодушным и вежливым. — Ну так как, Артем Михайлович?
— Ну ладно, возможно, я подумаю, когда будет время. — неохотно выдавил из себя Артем.
Он уловил нотки уверенности у человека на том конце провода, который прекрасно понимал — деваться Горину некуда, его обложили со всех сторон. И это бесило.
— Но ситуация не терпит отлагательства, — дожимал собеседник. — Я мог бы подъехать к вам прямо сейчас. Это займет совсем немного времени. А потом спокойно отправитесь поздравлять свою очаровательную бывшую жену…