Черный орден СС. История охранных отрядов
Шрифт:
Когда в конце марта последнее крупное контрнаступление 6-й танковой армии СС под командованием оберстгруппенфюрера СС «Зеппа» Дитриха в Венгрии было отбито советскими войсками, Гитлер яростно обрушился на войска СС с издевками. Генерал-фельдмаршал Кейтель телеграфировал Дитриху распоряжение Гитлера: "Фюрер считает, что войска СС сражались не так, как этого требовала обстановка, и приказывает снять нарукавные знаки различия дивизий «Адольф Гитлер», «Рейх», «Мертвая голова» и «Хоэнштауфен».
Как рассказывают очевидцы, это настолько возмутило «Зеппа» Дитриха, что он собрал всех командиров
Естественно, он проигнорировал этот приказ диктатора.
А один из командиров частей, прорвавший на наибольшую глубину фронт противника, предложил: "Нам следует взять ночной горшок, побросать в него все ордена и перевязать лентой с нашивкой дивизии «Гётц фон Берлихинген».
Это был четкий и ясный намек, хорошо понятный каждому немцу.
В душах тысяч эсэсовцев прежний мир был повержен в прах. Небольшие группы фанатиков продолжали сражаться, идя бессмысленно на смерть, основная же масса предпочла прекратить борьбу.
Французский генерал Камброн во время битвы под Ватерлоо в 1815 году, когда его гвардия, расстреляв последние патроны, была окружена британской конницей, на предложение о сдаче крикнул: «Гвардия умирает, но не сдается!»
Эти слова были взяты в обиход всеми гвардиями мира как выражение их элитарности. Охранные же отряды нацистов, имея еще боеприпасы и не попав в полное окружение противника, начали сдаваться в плен.
Гиммлер продолжал как слепой пробираться по изрезанной почве нацистского режима, влекомый то призывами Шелленберга начать, наконец, действовать, то влиянием тени фюрера из бункера. На помощь Шелленбергу пришел министр финансов граф Шверин фон Крозик, призвавший Гиммлера 19 апреля освободить Германию от безумца из имперской канцелярии и установить мир. Более того, Шелленберг вместе с бывшим предводителем «Стального шлема» Францем Зелдте подготовил для Гиммлера правительственную программу, включавшую в себя такие аспекты, как устранение Гитлера, роспуск партии, ликвидацию народных судов, переговоры о капитуляции. Когда и это не помогло побудить Гиммлера к активным действиям, Шелленберг привлек Керстена. Тот прибыл из Стокгольма в сопровождении Норберта Мазура, официального представителя международного еврейского конгресса, вечером 19 апреля и направился в свое поместье Хартцвальде.
Встреча их состоялась, однако, только под вечер следующего дня, так как 20 апреля был день рождения фюрера, и Гиммлер с утра отправился в его бункер, чтобы продемонстрировать свое уважение диктатору.
«Есть ли у вас связи с генералом Эйзенхауэром?» — спросил Гиммлер, поприветствовав Керстена.
Получив отрицательный ответ, Гиммлер предложил ему поехать к Эйзенхауэру и начать переговоры о капитуляции. Керстен, по всей видимости проинструктированный Шелленбергом, указал на графа Бернадотта, являвшегося официальным лицом и способного войти в контакт с американцами.
Когда же Бернадотт, приглашенный Шелленбергом, оказался на следующий день в кресле напротив Гиммлера, мужество снова покинуло шефа СС.
«Военное положение весьма серьезное», — только и сказал он, не упомянув ни оловом об Эйзенхауэре.
Удивленный швед уехал.
Последнюю
21 апреля Гитлер приказал Штайнеру выступить из Эберсвальде на юг, прорвать фланг наступавших советских войск и восстановить оборонительные позиции на юго-востоке Берлина.
«Вот вы увидите, что русские потерпят самое крупное и кровавое поражение в своей истории у стен Берлина, — нравоучительно сказал он Штайнеру. — Отход на запад воспрещен для всех без исключения подразделений. Офицеров, которые осмелятся не выполнить это распоряжение, арестовывать и расстреливать на месте. За исполнение этого приказа отвечаете головой!»
Весь день 22 апреля Гитлер ожидал начала контрудара Штайнера, но тот так и не отдал приказа на наступление. Атаковать с десятью тысячами солдат превосходящие силы противника было, по его мнению, безумием. Гитлер снова и снова запрашивал сведения о контрударе Штайнера, но военные, находившиеся в ставке и знавшие, что обергруппенфюрер СС никакого удара не нанесет, помалкивали. Лишь под вечер Гитлер узнал истину, которая поразила его как громом. Дико крича и топая ногами, он обвинил всех в предательстве и трусости — вначале его бросил в беде вермахт, а теперь и СС. Национал-социалистская идея погублена и смысл жизни потерян. Берлин он, однако, не оставит, а умрет в своей столице. Окружавшие его люди ошеломленно смотрели на конвульсивные судороги фюрера, который, вскрикнув, мешком упал в кресло.
И что же? Кто-либо предложил безумцу в качестве выхода из положения капитуляцию? Ничего подобного. Все пытались ему помочь и как-то подбодрить. Гиммлер, узнавший по телефону о приступе ярости диктатора, принялся умолять его покинуть Берлин и продолжить борьбу на юге Германии. Генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Йодль, генерал Кребс поспешили на командный пункт Штайнера, чтобы просьбами, уговорами и угрозами подвигнуть его на оказание последней услуги фюреру.
«Штайнер, речь идет о вашем фюрере, который требует нанести этот удар для своего спасения!» — воскликнул генерал-полковник Хайнрики, которого в действительности волновал лишь вопрос удержания фронта.
Кейтель угрожал своим маршальским жезлом, но Штайнер остался непоколебимым, ответив: «Нет, этого я делать не буду. Контрудар — безумие и тысячи новых смертей».
Гитлер снова ждал сообщений о Штайнере, а 27 апреля, потеряв всякую надежду, отдал приказ о смещении Штайнера и замене его генерал-лейтенантом Холсте. Но и на этот раз Штайнер саботировал приказ фюрера, не став сдавать командования своими подразделениями генералу вермахта.
Через 24 часа статс-секретарь министерства иностранных дел Вернер Науман принес в бункер перехваченную радистами министерства депешу корреспондента агентства Рейтер Поля Скотта Ранкина, который сообщал из Сан-Франциско о том, что рейхсфюрер СС Гиммлер предложил западным союзникам капитуляцию Германии.