Черный полдень

Корнев Павел Николаевич

Второй и Напалм вон тоже бледные, как не знаю что. А ведь магический выброс нас только краем зацепил. Да уж – теперь понятно, почему измененных в качестве живого щита при штурме использовать не стали.

Пропустив «газель» с синей полосой вдоль грязного борта и, дождавшись, пока вывернут на Южный бульвар ехавшие от Лукова сани, Сан Саныч направил лошадь через перекресток.

– Куда это мы? – заозирался по сторонам уже оклемавшийся Второй. – Сан Саныч, правь на проспект.

– Вы ж к промзоне собирались? – обернулся возница. – По Терешковой туда быстрее доберемся.

– Не,

на сегодня хватит, – тяжело вздохнул Рустам. – У меня еще заслушивание вечером в Центральном участке.

– Ну тогда сейчас развернемся, – пожал плечами Сан Саныч. – Делов-то.

– Подумаешь, полчаса постоим, выхлопными газами подышим, – почесал кончик носа Напалм и указал на выстроившуюся к перекрестку вереницу грузовиков, которые, судя по всему, везли припасы осаждавшим Пентагон дружинникам.

– Ну и? – невозмутимо поинтересовался возница.

– Может, пообедаем? – предложил Рустам. – Глядишь, пробка рассосется, да и меня потом сразу в Центральный участок закинешь.

– А где?

– Вон хинкальная прямо у рынка.

– Это дело, – кивнул я и толкнул в бок пироманта: – Самочувствие как?

– Да ничего уже, а там вообще швах. Раз – и будто мешком из-за угла ударили, – сознался Напалм. – Этих вон всех тоже скрючило не по-детски.

– Видать, чародеи контратаку устроили, – потряс головой Второй и тяжело перелез через борт саней, когда те остановились у забора рынка. – Говорят, у них теперь с энергией проблем нет…

– Говорят, кур доят, – расплылся в ехидной улыбке пиромант.

Чего-то сегодня народу на рынке маловато. Приезжие из окрестных деревень и хуторов в Форт попасть не смогли? Может быть. Вот только и на вечно оживленном Южном бульваре никого не видать. Даже перед самыми популярными и посещаемыми магазинами только охранники топчутся. Так что не все так просто, как кажется на первый взгляд. Да и чувствуется будто осязаемо висящее в воздухе напряжение. Хотелось бы мне знать, чего опасаются простые люди. Повторения бунта? Или нападения горожан? Да кто их знает, простых людей. Давненько уже с такими не общался. Все больше очень непростые на жизненном пути попадаются.

– Пошли! – позвал меня уже распахнувший дверь хинкальной Рустам и шагнул внутрь.

Я окинул взглядом неказистую коробку закусочной, посреди плоской крыши которой дымила труба, проводил взглядом пробренчавший в сторону Юго-восточных ворот трамвай с установленной вместо срезанного пассажирского вагона платформой с минометом и поспешил за остальными. А то продрог, как собака…

Внутри оказалось жарко, душно, накурено, шумно, тесно и вдобавок ко всему темно. Прямо посреди помещения стояла огромная печь, на которой и готовилось большинство блюд. Не знаю, как должна выглядеть настоящая хинкальная и что такое хинкали вообще, но кормили тут неплохо. По крайней мере, можно было перекусить, не опасаясь провести остаток дня в обнимку с белым другом. Хоть здесь, как и во всех подобных заведениях, готовили ровно столь же полезные для здоровья человека чебуреки, беляши и прочие непонятно на каком масле жаренные пирожки, а перечень компонентов пиццы или мясного пирога запросто мог занять

не один лист мелким почерком. Но вот не травился никто – и все тут. Чудо, не иначе. А скорее, все дело в посетителях: такие кадры заглядывают, что вполне за несвежий салат зарезать могут.

Парни уже успели занять только-только освободившийся угловой столик, и я, на ходу расстегивая фуфайку, направился к ним. Публика тут действительно подобралась еще та. Торговцы с рынка, кидалы и чернорабочие оттуда же, закончившие смену охранники с Южного бульвара, освободившиеся с дежурства дружинники и вовсе уж непонятные, но, несомненно, мутные личности. Если не сказать – темные. А вообще, здесь царила теплая, дружеская атмосфера. В крюйт-камере тоже до поры до времени спокойно. Главное, той самой искрой не оказаться.

– Что заказывать будете? – тут же оказался рядом с нашим столом совмещавший должности официанта и вышибалы накачанный парень в кожаной безрукавке.

– Пицца есть сегодня? – развернулся от стоявшей в углу вешалки Рустам.

– Есть.

– Три больших.

– Фирменных?

– Да, и чай сразу неси, – уселся за стол Зубастый, который, к моему удивлению, оказался в этом заведении общепита завсегдатаем.

– С вас…

– Иди, потом, – отмахнулся от него Рустам и уставился на меня: – Ну?

– Что – ну? – покачнувшись на стуле, уперся я спинкой в стену. Полумрак скрадывал выражения лиц, но мне показалось, что по физиономии Зубастого проскользнула гримаса раздражения.

– Мы продвинулись в деле или нет? – Рустам то ли не понял мой намек, то ли посчитал, что при Напалме и Сан Саныче можно говорить открыто.

– Несомненно.

– Так значит, это… – обрадовался Второй.

– …пустышка, – закончил за него фразу я.

– Но ты говорил… – нахмурился измененный.

– Что дело продвинулось? – улыбнувшись, я все же решил не доводить до белого каления парня. А то он здоровый… Вон и Напалм лишний раз на рожон решил не лезть: не закурил даже. Или он бросает? Раньше как паровоз дымил. – Дело продвинулось. Мы отработали один вариант и теперь переходим к следующему.

– И вторая попытка может оказаться более продуктивной? – Рустам начал разливать из принесенного чайника по стаканам кипяток и на меня даже не смотрел.

– Поживем, увидим. – Вытерев вспотевший лоб, я снял фуфайку и повесил ее на спинку стула. – Все зависит от того, когда будет информация по энергетическим линиям Гимназии.

– Я за ними в Центральный участок сегодня собираюсь, – начал разрезать пиццу Зубастый. – Но ты разговор в сторону не уводи – почему считаешь, что выбросы вокруг Пентагона к нашему случаю отношения не имеют?

– Почувствовал. Есть определенные признаки. – Я откусил от ломтика пиццы и сосредоточенно зажевал. – Там вообще сам принцип другой. Не энергия выбрасывается, а мир потихоньку от ее излишков перегорать начинает. Поэтому и жгучей плесени почти не было.

– А чем тогда объясняется такая кучность? Сплошь же вокруг Пентагона последние адреса? – задумался Второй, чему вечно голодный Напалм оказался только рад. Вон как жует – аж за ушами трещит. А Сан Саныч, как ни странно, в разговор не лезет, будто и нет его здесь.