Черный порошок мастера Ху

Чан-Нют сёстры

— Смотри-ка, нашей дамочке что-то не нравится, — ухмыльнулся лысый, зажав в зубах травинку. — Не знаю уж, что она там ищет, но, похоже, она этого не находит.

— Может, несколько сладких картофелин да пару тыквин? — предположил его напарник, лениво вытягивая ноги. И, продолжая наблюдать за беготней молодой женщины, они прыснули от смеха. Та же, уперев руки в бока, громко закричала, а потом в отчаянии бросилась обследовать свинарник и сарай. Несколько раз она останавливалась перед домиком, увитым диким виноградом и цветами, и звала,

звала кого-то, но никто не откликался на ее зов.

— Хозяйка-то прямо ходуном ходит, — заметил лысый. — А что, ей даже идет: гляди, как красиво подпрыгивают у нее на плечах растрепавшиеся волосы.

— Точно, как у тебя, когда ты несешь носилки, — откликнулся его товарищ, похрустывая пальцами ног.

— Хорошо, что, когда она нас нанимала, ей не было известно, что поселок пуст!

Вскоре, устав от поисков, молодая женщина поднялась наверх. Брови ее были сурово сдвинуты, а губы побледнели от гнева. Носильщики проворно вскочили на ноги, вновь всем своим видом выражая крайнее почтение.

— Госпожа, вы так и не нашли никого, кто бы вас принял? — с притворной почтительностью спросил лысый.

И, поскольку дама продолжала хранить высокомерное молчание, его напарник в тон ему добавил:

— Да, бывают же такие: обращаются с людьми как с каким-то сбродом!

* * *

В комнате Сю-Туня было темно, как в могиле. Задернутые шторы не впускали туда лунный свет, и лишь по едва различимому дыханию, слабее мышиного вздоха, можно было догадаться, что в комнате кто-то есть.

В темноте вспыхнула искра, и госпожа Аконит повернулась к постели. Монах лежал на спине, скрестив на груди руки, неподвижный, словно труп. Молодая женщина успокоилась — слава богу, благодаря знакомому слуге ей удалось проникнуть в комнату. Он же и сообщил ей о том, что его хозяин при смерти. И тогда она поняла, что не зря трудилась все это время.

Женщина бесшумно подошла к кровати и вгляделась в лицо француза. Отсутствие на нем голубых глаз, скрытых под опущенными веками, взволновало ее до боли. Для нее это были двери его духа, и она не раз пользовалась ими, и вот теперь они закрыты. С удивительной нежностью она отвела со щеки монаха вьющуюся прядь и осмотрела бледную рану на его запястье, которую не стали перевязывать во избежание заражения.

Выпрямившись, она глубоко вздохнула; взгляд ее был тверд. Она только что предала старую дружбу и готовилась теперь скрепить свое предательство. Но разве дружба может перевесить это новое чувство, смутное и неуловимое, которое она отказывалась назвать по имени?

Медленно достала она из кармана флакон. Опустившись на колени перед безжизненным телом монаха, тепло которого она едва ощущала, молодая женщина приподняла ему голову, осторожно открыла рот и медленно влила туда желтоватый напиток.

Сделав свое дело, она поднялась и в последний раз взглянула на распростертого перед ней человека, запечатлевая в памяти его неподвижный образ. Загасив свечу одной рукой, другой,

словно нехотя, она провела по ледяному лбу иезуита. Затем вышла из комнаты.

* * *

— Тан, дай же нам поспать! — ворчал Динь, зябко кутаясь в бахромчатое одеяло. — Ты чуть не угробил нас своим «кратчайшим» путем, так хоть сейчас полежи спокойно!

Мандарин Тан, который все это время шумно ворочался в своем углу, приподнялся на локте.

— Все эти события будоражат мне кровь, мне никак не уснуть. Наверно, все дело в живительном горном воздухе или в звездном сиянии, льющемся с небес. Смотри, сколько сегодня звезд на небосводе: звездные чудовища и всякие чудеса так и несутся в потоке Серебряной Реки…

— Слушай, если тебя так чарует природа, сочиняй свои стихи, только молча. Мы же, утомленные и приземленные, хотим одного — отдохнуть! Посмотри на доктора Кабана: вон он — свернулся клубочком и стоически старается перейти в бессознательное состояние. Пойми ты, что своей болтовней ты мешаешь нам обрести покой и безмятежность.

С этими словами Динь повернулся к другу спиной, надеясь таким образом заставить его замолчать.

— Согласен, — отозвался мандарин, возбуждаясь пуще прежнего. — Но только и ты согласись, что эта поездка в Китай позволяет нам, отстранившись от городской суеты, обдумать хорошенько наши дела. Возьмем для начала эти бумажки, что подсунул нам скопец Доброхот. Что интересного ты там обнаружил?

Ученый, пораженный, снова повернулся к нему лицом.

— Как?! Ты собираешься расспрашивать меня, и это в час, когда все упыри мира вылезают из своих нор, чтобы отрывать головы бедным людям? Хватит того, что ты заставил меня целый вечер рыться в этих нудных списках!

— Должно быть, я переоценил твою память, — разочарованно вздохнул судья. — В общем-то, я так и предполагал, что там не может быть ничего особенно интересного. Коммерция, только и всего.

И он отвернулся, натянув одеяло до самого подбородка. Задетый за живое ученый возмутился:

— Как бы не так, Тан! Мне с моим аналитическим умом удалось обнаружить в этом нагромождении кое-какие постоянные величины и кое-какие закономерности.

Мандарин, не раскрывая глаз, подавил зевок, а Динь быстро добавил:

— Представь себе, наш скопец позволил вывезти из страны довольно много металлов и разного сырья — золота, серебра, селитры, серы, — да еще немало древесины ценных пород. Наши природные богатства явно пользуются за морем большим спросом.

— Ах вот как? Очень интересно! — воскликнул мандарин. — А поскольку эти вещества нельзя вывозить без разрешения самого императора, то очень возможно, что скопец преступает закон.

— Это подтверждают цифры: грузы отправлялись всегда в разное время и всегда в небольших количествах. Мне понадобилось прошерстить сотни бумаг, чтобы обнаружить этот факт. Господин Доброхот очень старался не привлекать внимания к тому, что он вывозит.