Черный престол
Шрифт:
— И мне... Может, сюда ее позвать? Киса, киса... кис-кис.
Истома в кустах едва не задохнулся, сдерживая смех. Сама б ты пришла сюда, киса!
— Вроде затихла. Пойду я, пожалуй, чего-то страшно. Эвон, лунища-то!
— А я так еще чуть посижу, Речка. Луна и вправду красна.
— Красна? Страшна, Лада!
Речка скрылась в землянке. Истома утробно замурлыкал.
— Снова ты? — тихонько произнесла девушка. Тело ее словно светилось золотом в призрачном сиянье луны, а уж волосы... они казались остатками солнца. — Киса, киса... И чего ты там рыщешь по кустам? Иди сюда, иди...
В
— Кис-кис...
— «Кис-кис»! — выскочив из темноты, передразнил Истома, набрасывая на шею девчонки прочный матерчатый пояс.
Та от неожиданности и вскрикнуть не успела. Истома ловко затолкал ей в рот скрученный из оторванного рукава — не пожалел и рубахи — кляп. Связывая за спиной руки, чувствовал, как изгибается горячее тело. Связав, тут же набросился на свою жертву, сладострастно ощупал... Вот шейка, тоненькая, лебяжья, вот грудь, налитая любовным соком, вот животик, пупок, вот...
В глазах Истомы вдруг вспыхнули зеленые искры...
— Ты как, Лада? — над ними стояла Любима с увесистым камнем в руке.
Ладислава смогла только лишь застонать.
Не дожидаясь рассвета, девчонки ушли из деревни, чтобы, чуть позже, попасться на глаза Любомире.
А оглушенный Истома Мозгляк так и остался валяться в кустах.
Утром, в самый рассвет, отчаливала от берега лодка с крючконосой горбатой старухой и дюжим рыжебородым мужиком с железным ошейником на шее. На дне лодки валялись связанные отроки — Порубор и Вятша.
— Ох, и ночка была, — отвязывая лодку, хмуро пожаловался мужик. — Глаз не сомкнул. Всю-то ноченьку кошка какая-то мявкала, змеюга.
— Кошка? — Старуха почмокала губами. — Эвон что... И я сквозь сон мяв тот слыхала, да думала — помстилось. — Она задумалась. Потом взглянула на рыжебородого: — Кошка — зверь, в хозяйстве нужный. Вот что, Кориславе. Сбегай-ка в ту деревеньку — ведь там она где-то ходит — да слови. Мясца вон в туесе возьми, да примани.
— Кошку? — Рыжебородый пожал плечами. — Как скажешь, хозяйка. Мешок дай только.
— Возьми, Кориславе...
Он вскоре вернулся... неся на плече стонущего мозглявого мужика.
— Это что еще? — удивленно посмотрела на него бабка. — Кошка?
— Выходит, она, — с усмешкой кивнул Корислав, не подозревая даже, что был сейчас недалек от истины.
Так вот и очутились они в усадьбе старой ведьмы Гиздимеи. Истома Мозгляк да Вятша с Порубором. Окромя них, на усадьбе жила немая дебелая девка по кличке Корова — она и в самом деле в основном возилась с коровами да козами — ну и рыжий мужик Корислав, с началом осени предпринявший неудачную попытку сбежать.
Фокус колдуньи со змеями произвел большое впечатление на отроков, но не на Истому. Уж тот-то на свете пожил да постранствовал, много чего повидал, в отличие от глупых доверчивых отроков. К бабкиному колдовству он отнесся скептически, и не только потому, что и сам когда-то использовал змей против Хельги. Нет, заговорить змей, оно, конечно, можно вполне, особенно если сильный колдун, а бабка, судя по всему, была ведьмой не из последних. Но не в заговоре
— Встречай беглеца, матушка Гиздимея, — с хохотом крикнул кто-то из приехавших. — Судя по ошейнику — твой.
— Мой, мой... — недовольно протянула разбуженная колдунья. — Сколь хотите?
— По-всегдашнему — три куны.
— Три куны — то за живого, не за мертвого. За мертвого — две.
— Ну, давай две, — покладисто согласились мужики. — Да поскорей неси, нам в обрат ехать надо. Да, еще вот, Никодим-огнищанин баял — хорошо б ты наколдовала вёдро. А то всё дожди, дожди, а он, Никодим-от, еще со жнивьем не управился.
— А неча садить столько! Очи-то у Никодима завидущи.
— Так что ему передать-то? Будешь колдовать?
— Буду. Только опосля первого же ясного дня пускай приведет мне на двор козу аль овечечку.
— Скажем, матушка. Ну, прощевай. Жаль, работников у тя мало, чаще б бегали — чаще мы были с кунами!
— Типун вам...
Глухо заскрипели ворота.
Так вот в чем тут дело! Истома усмехнулся. Не в колдовстве вовсе, не в змеях и ошейниках. Нет, как раз в ошейниках, — видно, у бабки договор с местными, чтоб, как увидят кого в ошейнике, ловили или живота лишали. Ну, всё правильно. Откуда ей еще работников взять, как не обманом да хитростью? Так многие делали — друзьями прикинутся, заманят, потом оглянуться не успеешь, как уж вместо свободного людина зависимым рядовичем станешь или закупом, а потом, глядишь, и полным — обельным — холопом. Многие так поступали, многие. И не только князья да бояре, но и простые людины тоже. А как же? Работники-то, чай, всем нужны. А попробуй-ка, сторгуй на рынке хорошего раба, работящего да смирного, — намаешься торговаться!
Быстро разобравшись во всех ведьминых хитростях и попробовав снять ошейник — не удалось, бабка ковала на совесть! — Истома Мозгляк решил пойти другим путем — путем завоевания полного хозяйкиного доверия, тем более после побега и гибели Корислава та осталась без помощника-управителя, ну, не считать же за таковую глупую немую девку.
Действовал толково, ловко — то здесь, по дому, что без спросу подправит, то там работящий вид примет, то подгонит, покричит на работничков нерадивых — Порубора да Вятшу. А те уж бабку боялись — страшной колдуньей считали.
Так через недельку уже и стал Истома незаменимым ведьминым помощником, даже отдельное жилье получил — полуземлянку, узкую да темную, впрочем, светлые терема только у князей да богатых бояр были, так в них и горницы прозывались «светлицы». А упрочив свое положение, принялся Истома рассуждать о побеге. Умен был — пришедшую в башку идею на одном нахальстве бежать отмел сразу (помнил судьбу предшественника) — места за урочищем людные были, охотников да рыболовов хватало, враз по ошейнику бы признали, а кому ж не охота заработать три куны? Или хотя бы две. Две даже и лучше — забот меньше. Пронзил стрелой побегушника, кинул в телегу, да и поехал к ведьме за кунами. Не заработок — сказка.